* * *

Спустя еще час, когда столица тонула в мягких фиолетовых сумерках, зажигались фонари и довольные жизнью горожане выбирались на ежевечернюю прогулку, Рой подошел к известному ему дому. Это было узкое неприметное здание, старое и неухоженное, как будто затаившееся в самом конце Гончарного переулка. Окна вот уже много лет закрывали растрескавшиеся деревянные ставни, крошечный садик за чугунной решеткой разросся до безобразия, колючие плети роз так и норовили выбраться на криво мощеный тротуар. Калитка была заперта на тяжелый висячий замок.

Рой огляделся, убеждаясь в том, что никто не тащился за ним через полгорода, извлек из кармана ключ и, сняв с петель замок, вошел.

Еще спустя некоторое время из этой же калитки вышел мужчина, очень похожий на лорда Сандора, обладатель неухоженной растрепанной бороды и спутанных, нависающих на глаза волос. Все его облачение составлял старый сюртук с заплатками на локтях, несвежая рубаха и шаровары, небрежно заправленные в высокие сапоги. Лорд Сандор перестал существовать, и его место занял широко известный в узких кругах Старина Рой, король крыс этого города.

Он нарезал привычный круг по переулкам, все еще проверяя, не идет ли кто следом. Удовлетворенно хмыкнул, когда за спиной из темноты вылились два тощих силуэта. Эти двое с недавних пор были удостоены чести составить его личную свиту и встречать каждый раз, как Крысиный король изъявлял желание навестить своих драгоценных подопечных.

Коротко свистнув и тем самым давая сигнал свите, Рой уверенным шагом направился в самое интересное место столицы – двор Крысиного короля.

Двое послушно потрусили следом, двигаясь во мраке совершенно бесшумно, словно призраки.

Когда же случилось так, что настоящий Рой раздвоился и стал принадлежать сразу двум совершенно не пересекающимся мирам?

Он частенько с тоской вспоминал свои совершенно лютые, бешеные, полные злобы и отчаяния шестнадцать. Когда жизнь не стоит ровным счетом ничего. Когда если враг – то вцепиться зубами в горло, выдирая горячую, пульсирующую кровью плоть, если дружба – то до последнего вздоха, если любовь – то до безумия, до рваных стонов, до исцарапанной в кровь спины и грязных, пропахших страстью простыней.

Тогда… он похоронил мать. Ограбил какого-то лавочника, чтобы отдать эти деньги за место на городском кладбище. Именно так и было: ограбил ни в чем не повинного человека только за то, чтобы прах матери упокоился в отдельной, а не в общей могиле. Она ведь была благородной, а вовсе не нищим отребьем со дна столицы. А потом каждый день приходил и приносил одну-единственную розу, перевязанную черной лентой, и часами стоял на коленях рядом с плитой из дешевого песчаника и бормотал, безумно таращась в пустоту. «Я вернусь и отомщу», – вот что он бормотал.

И тогда… казалось дикой несправедливостью, что вокруг весна, деревья оделись молодой листвой и солнце подсушило грязь, сквозь которую проклюнулись тонкие зеленые травинки. Все жило, расцветало… кроме его матушки, хрупкой, беззащитной, проигравшей схватку с судьбой.

Рой был уверен в том, что рано или поздно граф Роланд Эверси заплатит за все: за смерть отца, за слезы матери и ее болезнь, которую, наверное, могли бы исцелить маги, но они не занимаются лечением простолюдинов. За его исковерканную, больную, пропахшую кровью и ненавистью жизнь, когда в шестнадцать – за жестокость и злобный нрав – ему пророчат бытие следующим Крысиным королем.

И вот тогда-то, на кладбище, к Рою подошел хорошо одетый джентльмен. У него было узкое породистое лицо, совершенно седые, как снег, волосы и короткие, торчащие щеткой усы.

– Ваша матушка? – кивнул коротко на плиту.

Рой только зубами заскрипел. Наверное, нужно было попросту рвануть из-за голенища сапога нож и полоснуть этого узколицего по горлу. Но что-то удержало – то ли осознание собственной ничтожности, разлитой в безбрежном горе, то ли цепкий, внимательный взгляд джентльмена. А еще от незнакомца буквально разило властью и… кровью. И Рой замер, с некоторым удивлением осознавая, что ему стало любопытно.

– Соболезную, – сухо сказал джентльмен, – я вижу вас здесь частенько, вот и решил подойти.

– Зачем? – выдавил из себя Рой.

В самом деле, какое дело столь богато одетому мужчине до шестнадцатилетнего парня в обносках?

– Что – зачем? – джентльмен нахмурился.

И тогда Рой подумал: какие у него занятные глаза. Разноцветные. Один серый, другой карий. Таких людей в простонародье всегда называли «мечеными», ну а кем мечеными, оно ж и понятно. Претемным братом Всеблагого.

– Зачем вы подошли, – хрипло пояснил Рой, поднимаясь с колен.

К собственному удивлению, он понял, что не сильно-то и выше этого джентльмена с разноцветными глазами. Но хотя бы шире в плечах. Пальцы, которыми джентльмен сжимал латунный набалдашник трости, выглядели сильными, были перевиты синими венами.

– У меня сложилось впечатление, сударь мой, что вы нуждаетесь в деньгах, – мягко произнес мужчина. – И я могу вам их дать.

– Деньги я и сам добуду…

– О, не отказывайтесь так скоро. Мой опыт подсказывает мне, что нам есть о чем поговорить и есть что обсудить.

Джентльмен говорил очень доброжелательно, но за этим наносным дружелюбием Рою мерещился волчий оскал.

– А вы, собственно, кто? – дерзко спросил он, на всякий случай делая шаг назад.

– Тирей Сандор, к вашим услугам.

– Я не имя спрашивал, – буркнул Рой, – и вы это понимаете, верно?

Разноглазый прищурился, а потом вдруг улыбнулся.

– А у вас недурственный потенциал. У меня неплохая должность в тайном сыске его величества. И мы сейчас как раз ищем возможности, хм, расширить нашу агентурную сеть.

– И вы думаете, что я вот так за подачку буду сдавать своих же? – Рой даже кулаки сжал. Ярость полыхнула жарко, облизала изнутри ребра.

– Всеблагий с вами! Да не нужны нам ваши… братья, или не братья… мы просто ищем глаза, которые бы могли смотреть на происходящее в городе с несколько иных позиций, нежели прежние работники тайного сыска.

Начиная с того дня, в жизни Роя кое-что поменялось.

Остался прежний Рой, который не гнушался ни грабежа, ни убийства.

И родился новый, который впоследствии получил фамилию Сандор и по документам стал сыном Тирея Сандора.

…Рой устало опустился в свое любимое кресло, срубленное криво и косо, но зато обтянутое настоящей волчьей шкурой.

– Что уставились? – рыкнул на крыс, сидящих по залу.

И все тут же вернулись к своим занятиям. Кто-то уплетал за обе щеки простую похлебку, кто-то потягивал пенное пиво из уродливых глиняных кружек.

Рой оглядел собравшихся. Воры, убийцы, проститутки. Цвет столицы.

Бублик и Мятый топтались по бокам от кресла, и Рой милостиво махнул рукой, отпуская их. Потом поманил к себе Мятого.