Костер был в центре внимания, когда он приходил сюда в прошлый раз с юношей, который какое-то время помнил его имя. Говорить с горящими головешками и искрами легче, чем глядя друг другу в лицо.

Он помнил, как тот юноша держался – внимательно и любознательно. Он часто улыбался? Или просто создавал впечатление улыбчивого?

Кемпинг закрыли на зиму, поэтому здесь никого не было. Только он наедине с глубокими воспоминаниями, которые всплывали, чтобы удержать его от превращения в Ничто.

Костер был маленьким и почти не дымил. Но он принес жизнь в сумрачный сырой лес. Сейчас он привязывал его к телу, к боли в отогревающихся ступнях. Но когда огонь погаснет, он тоже исчезнет.

Его друг сидел вот здесь, рядом с ним, возле этой же забетонированной ямы для костра. Он принес самое разное оборудование: клавиатуры, фотокамеры, ноутбук. Записывал все. Загружал в свои девайсы все их беседы, словно какой-то коллекционер, обнаруживший любопытный экземпляр. Говорил, что, как только придет домой, все распечатает и сотрет из девайсов. Обещание во имя доверия и секретности.

Паренек был благодарен за все те разговоры. Тогда он жаждал, чтобы его видели и узнавали. Той ночью он свернулся в спальном мешке умиротворенный и счастливый.

Он подкинул в костер еще ветку. Хотел ли он сейчас такого счастья?

Неважно, чего он хотел. На пути стояло то, что он натворил. Нечто холодное и неправильное.

В огне треснул уголек, и погребенные воспоминания заполнил грохот. Правая рука запульсировала болью. Костер больше не был костром – вместо него ничком лежал парень с развороченными выстрелами спиной и головой, напоминающими два ужасных огненных кратера. И это уже не исправить.

Тело на мгновение запаниковало, сердце заколотилось, мышцы напряглись. Он не отрывался от видения, пока оно опять не стало лишь костром – маленьким, жадным до дров, безвредным.

Пульс замедлился, и в нем зазвучал другой ритм. Двигатель автомобиля, который приближался по лесу к воротам. Неужели его вынудят уйти от тепла?

Он ждал у костра, его тело впитывало жар, пока могло.

Двигатель зазвучал ближе, проезжая одну за другой пустые площадки на извилистой дороге. Время пришло. Лес ждал, готовый принять его, поглотить полностью.

Парень поднялся и стал забрасывать костер землей.

Автомобиль был уже близко. Из него звучала музыка, разносясь среди папоротников, пней и деревьев. Он знал эту музыку. Из окна машины его окликнула девушка. Ее он тоже знал, и она его знала.

Он развернулся, бросился в туман и холод, в лес, который поглотит его полностью. Она опять позвала его дрожащим голосом: «Пожалуйста, будь здесь!» Но его не будет. Его не будет нигде. Он хочет быть ничем.

Фургон подъехал к площадке, его двери открылись. Парень поднырнул под деревья и начал пробираться дальше, позволяя себе уходить, удаляться от этой реальности. И реальность за его спиной таяла и ускользала, мир, который он когда-то знал и которому принадлежал. Впереди разверзлось темное ничто – там жили покой и пустота и, на самом дальнем краю, точка невозврата.

«Ничто!» – крикнула девушка в капающую тишину.

Это заставило его остановиться. Он вспомнил, что кто-то называл его так.

Мотор фургона замолчал.

«Ты уверен, что это то самое место?» – писклявый мужской голос.

«На сто процентов», – этот уставший голос принадлежал юноше из того лета. Он прямо здесь. Черт, он тоже помнит это место.

Парень бросился прочь через заросли папоротника, поднялся на небольшой холм. Он зашел за пару дубов, которые росли впритык друг к другу, когда девушка опять позвала его. Она произнесла его имя, его настоящее имя. Ее голос прорвал дыру в тумане, в сумраке. Уничтожил дистанцию, которую он так старался соблюдать…

«Ты здесь? – кричала она. – Не прячься от меня».

Она была ближе остальных, на самом краю поляны, готовая ринуться за ним. «Ты же здесь, Тибо, – где тебе еще быть?»

Она страдала. Она плакала.

Внезапно все стало очень просто. Он не может позволить ей плакать.

Он открыл рот, и оттуда вырвался голос. Он так долго им не пользовался, что это был не голос даже, а хрип.

– Клип?

Ему тотчас захотелось вернуть слово обратно. В этом единственном отклике звучала вся его боль, вина за то, что он совершил.

Но она уже бежала к нему, прорываясь через заросли. Он слышал топот ног, хруст веток.

– Да, это я! Ты где?

Он неподвижно стоял у дубов, не давая ей больше подсказок. Будет лучше, если он уйдет, для всех лучше. Она погонится за ним, не найдет и удалится, думая, что его голос ей почудился…

Но она приближалась. Ее лицо маячило бледным кругом в темноте, поворачиваясь туда-сюда. Ее внимание сверкало во мраке, не исходя из глаз, а рассеиваясь и клубясь, словно искры над костром. Она с трудом сделала еще три шага.

– Тибо, – прошептала она, словно зная, насколько он близко. – Скажи что-нибудь. Повтори еще мое имя. Это все, что от тебя нужно.

Как будто она знала путь к нему, ключ. Будто понимала, как ему тяжело, как невыносимо.

«Клип», – произнес он одними губами. Его сущность больше не парила где-то, а мчалась обратно в крохотное, отдельное тело. Тело, которое истосковалось по этой девушке в папоротниках.

– Я чувствую тебя, – тихо сказала она.

И направилась к нему через клубящиеся облака своих ощущений, спотыкаясь на склоне.

Он стоял молча, съежившись от этого мира, где он нарушил все известные ему правила. Он не шевелился и затаил дыхание. Не давал ей никаких подсказок, не издал ни шороха. Он поднял руку, но не мог заставить себя отсечь ее внимание.

Она сфокусировалась на нем – осязанием, слухом, обонянием. Обошла дубы и окутала его своим облаком. Протянула руку и коснулась его груди, в которой, выдавая его, билось сердце. Она подняла лицо, будто могла его видеть. Ее другая рука потрогала всклокоченную бородку и выше голую кожу щеки. Затем обе ее руки обвили его, и они крепко прижались друг к другу.

Он снова стал кем-то.

Ему помогли вернуться в кемпинг.

Там его усадили за стол для пикника, развели костер повыше и пожарче. Клип обмыла и перевязала его ступни, надела на них носки, а Итан уступил свои запасные кеды, пока остальные разбивали лагерь на соседних площадках, отделенных друг от друга тридцатью футами секвойных пней и зарослей.

Итан сидел с ним, пока Келси помогала Клип ставить палатку, а Чизара с Нэтом готовили ужин. Все нервно следили за ним, словно боялись, что он опять ускользнет в темноту.

Стейки. Картофель в фольге. Теперь голодное сознание Тибо прояснилось. Все казалось ему слишком громким: дым костра и холодный воздух, запахи еды, всеобщее внимание, направленное в разные стороны. Если бы только они перестали двигаться и разговаривать, дали ему покой. Если бы только они ушли, оставили его в лесу, с птицами, деревьями и туманом.