Голос Пьера звучал негромко и проникновенно, словно в призрачном свете луны заговорили тени, обступившие их.

Он замолчал, и все стихло, только где-то далеко-далеко, в долине, лягушки продолжали свой нескончаемый концерт.

Так продолжалось долго, потом Пьер заговорил снова:

И если Любовь наградила меня,

Позволив носить ваш образ в сердце моем,

Умоляю вас, сберегите это сердце от пламени,

Ибо я боюсь за вас

Гораздо больше, чем за себя самого.

Они подошли к развалинам крепостного вала и постояли, глядя на открытую всем ветрам долину Авиньона. Вдали поблескивали, словно серебряные нити, соленые марши Комарга.

А позади них вздымались вершины Альп, серебристо-голубые в лунном свете. Их зыбкие силуэты уходили вдаль, сливаясь с небом.

Немного постояв, Пьер осторожно взял Симонетту под руку и повел обратно. В темноте девушку не покидало ощущение, будто он уводил ее из рая в мир, о котором она совсем не хотела вспоминать. Они шли молча, но им были не нужны слова, чтобы продолжать разговор друг с другом.

Только когда прямо перед ними показался домик под красной черепичной крышей, Пьер произнес:

— Ну, вот вы и увидели Ле-Бо при лунном свете.

— Никогда… этого не забуду.

— Конечно. Это будет моим вам подарком. Никто и ничто не сможет отнять у вас воспоминание о нем.

— Как вам удается… понять, что я чувствую?

— Видимо, я и сам чувствую то же самое. Я всегда буду помнить эту лунную ночь, которую мы провели вместе.

— И я тоже.

Так они стояли, и луна освещала их. Симонетта посмотрела в лицо Пьеру, их взгляды встретились, и девушке показалось, что ее спутник хочет поцеловать ее. И вдруг она поняла, что хочет того же! Это было бы великолепным завершением такого удивительного вечера! Никогда раньше Симонетта не испытывала такого иступленного восторга, и, возможно, ей никогда в жизни не удастся испытать ничего похожего.

Они стояли, не сводя друг с друга глаз, и Симонетта не дыша ждала.

Но неожиданно резко, словно стремясь разрушить колдовские чары, которые невидимо связали их, Валери сказал:

— Пожелаем теперь друг другу доброй ночи. Вам пора спать, Симонетта.

Это было словно он плеснул холодной водой ей в лицо!

Девушка подняла руки, как будто защищаясь от удара.

Ей хотелось выкрикнуть ему обвинение в том, что он посмел разрушить нечто драгоценное, исполненное ощущения смутного восторга. Как он мог поступить так жестоко!

Но молодой художник уже шел к дому, и ей ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Пожалуйста, Пьер… подождите меня, — крикнула она, испугавшись, что он может исчезнуть, и она никогда больше не испытает ничего подобного. Неожиданно она сообразила, что впервые назвала его по имени.

Он остановился, и Симонетта заметила, как изменилось выражение его лица. Глаза потемнели и хмуро смотрели на нее из-под сдвинутых бровей.

Девушка вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.

— Почему?.. Что такого… я сделала? Почему вы… так переменились?

— Вам пора домой, — был ответ. — Для вас время уже позднее.

И он снова повернулся и пошел прочь от нее. Симонетта была в отчаянии, не в силах понять, чем же она обидела художника. Так они и прошли — он впереди, она следом за ним — через открытую калитку в сад и по узкой тропинке к Двери в домик.

Пьер остановился, дожидаясь, пока она подойдет, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Тут Симонетта заметила, что дверь открыта, хотя она заперла ее за собой, когда уходила из дома. Сердце ее сжалось от страха. Должно быть, это вернулся отец. «Он будет сильно гневаться», — мельком подумала девушка и глубоко вздохнула, словно стараясь набраться храбрости.

В этот момент кто-то в доме поднялся со стула и направился к ней. И тут она увидела…

Граф!

Минуту или две Симонетта не могла поверить своим глазам.

Граф протянул руку и распахнул дверь.

— Я ждал вас. Где же вы были? И кто это с вами? — проговорил граф, неприязненно посмотрев на Пьера Валери.

— Это вас надо спросить, почему вы здесь и кто дал вам право ждать мадемуазель, — отозвался художник, — Я не знаю, кто вы, — разозлился граф. — У меня дело к мадемуазель, предлагаю вам уйти! Чем скорее, тем лучше!

Симонетта вскрикнула.

— Нет… Прошу вас… Он никуда не уйдет. А вы… а вас, мсье… я не могу… принимать в отсутствие моего… учителя.

В смятении она чуть было не произнесла «отца», но вовремя опомнилась и не выдала себя.

Граф вернулся в гостиную, где горели свечи.

— Входите же, Симонетта! — проговорил он властным тоном. — И я захлопну дверь перед этим дерзким субъектом, который привел вас.

Симонетта умоляюще посмотрела на Пьера Валери, и он, пройдя в гостиную, остановился перед графом.

Он был выше ростом, и девушка с облегчением подумала, что Пьер сумеет ее защитить.

Медленно, волнуясь, она последовала за мужчинами и замерла. Эти двое разглядывали друг друга, как бойцовские петухи. Оба молчали, казалось, выжидая, кто из них сделает первый шаг.

Граф заговорил первым:

— Я сказал, чтобы вы убирались!

— Я не намерен уходить, пока не уйдете вы.

— Это мне решать. Всякие проходимцы не смеют мне приказывать, равно как и общаться с мадемуазель в отсутствие ее учителя.

— Нет смысла вступать в перебранку. Вы уйдете сами, мсье граф, или мне вышвырнуть вас отсюда?

Лицо графа исказила гримаса ярости.

— Вам, видно, известно, кто я. В таком случае вы знаете и о том, каким влиянием я пользуюсь не только здесь, но и в Париже. Или вы сейчас уйдете, или, обещаю вам, я позабочусь, чтобы вы не смогли продать больше ни одной своей картины!

— Вы пытаетесь меня шантажировать, но меня это совсем не удивляет. Это только подтверждает мое мнение, что вы не тот человек, которого можно оставить наедине с молодой девушкой!

— Ты, мерзавец! Помоечная крыса! Думаешь, я буду сносить твои оскорбления! — прорычал граф, угрожающе подняв руку.

Валери, казалось, этого и ждал. Он схватил поднятую руку графа и, зажав ее, как тисками, вытолкал беспомощного противника в сад.

Граф сопротивлялся, выкрикивая проклятия. Он был так поражен, что, когда Валери отпустил его, споткнулся и упал.

Какое-то время он лежал на дорожке сада, оскорбленный, вне себя от ярости, тяжело дыша.