Цезарь пытался подсказывать, но он и сам неважно знал дела Египта и не собирался в них вникать. Не хватало еще налаживать жизнь в покоренной стране! Для этого есть местные правители. Как бы Клеопатра ни старалась, ее саму он таковой не воспринимал. То есть он признавал любовницу царицей, но не больше. Царица должна царствовать, приказывать Нилу разлиться, приносить дары богам и богиням, возглавлять всяческие шествия… С этим он согласен, но к чему лезть в управление государством, да еще и таким огромным и запущенным? Советников мало? Это их дело во все вникать и распоряжаться. Пусть отрабатывают свои доходы.

Клеопатра так не считала, она с головой влезала в каждую мелочь. Сначала Цезарю была смешна сама мысль, что его любовница будет обсуждать серьезные вопросы с мужчинами.

Однажды, когда он собрался позвать ее выйти в море на его триере, Хармиона сообщила, что царица принимает в малом зале. Войдя туда, Цезарь увидел, что Клеопатра и впрямь окружена советниками. Это даже чуть рассердило римлянина: к чему мучить женщину, неужели сами не могут разобраться? Он позвал Клеопатру, ожидая, что советники все поймут и оставят царицу в покое.

Но в следующий миг Цезарь замер, потому что Клеопатра… попросту отмахнулась от него, как от назойливой мухи!

– Не мешай! Мне нужно отдать коекакие распоряжения.

От гнева консула царицу спасло только то, что сам вид Клеопатры показался Цезарю забавным, как и мысль о том, что женщина будет отдавать распоряжения советникам. Хмыкнув: «Интересно послушать!» – он пристроился чуть в стороне и весь обратился в слух, насмешливо блестя глазами.

Но уже через минуту его насмешка превратилась в искренний интерес. Клеопатра не просто отдавала распоряжения, она разбиралась в том, о чем сообщали. А вопросы были самыми разными.

О том, стоит ли возить хлеб из Фив, где лучше закупить масло и финики, сколько будет выделено на содержание маяка в этом году, о лавках в порту, о приближающемся празднике и еще много о чем…

– Нет, финики лучше везти из Иудеи, там они вкуснее. А скот купите в Фивах, хотя там и дороже. В прошлом году был низкий разлив, надо помочь своим крестьянам. Нанять тех, кто остался без работы, на восстановление маяка и других построек в Александрии, деньги взять из казны. Купца, виновного в многократном обмане покупателей, я буду судить сама и перед всеми. Плевать, что он уважаемый человек! Был уважаемый!

Советники, казалось, не слышали грубости ее слов, зато хорошо воспринимали их разумность. К концу приема, когда все вопросы были решены, как мысленно отметил Цезарь, быстро и очень толково, он рассмеялся:

– Клянусь Юпитером, если бы ты не была царицей Египта, я нанял бы тебя управляющим своих имений!

Клеопатра уставилась на любовника, словно только сейчас вспомнила, что тот рядом (наверное, так и было):

– Зачем мне твои имения?! У меня есть свой Египет, который в тысячу раз больше и богаче!

Цезарь рассмеялся:

– Я сказал: «Если бы ты не была царицей Египта».

– Но я – царица!

– Это я заметил…

Ее любопытство не знало границ. Но одновременно Цезарю приходилось убеждаться, что у любовницы есть черты характера, которых он предпочел бы не знать, например жестокость.

– Цезарь, мне рассказали, как ты победил в Фарсале войско Помпея.

– И что тебя заинтересовало?

– Правда, что воины Помпея попросту испугались, что им изуродуют лица твои копейщики?

– Тебя это удивляет?

– Кто придумал, ты?

– Да, я приказал поднять копья и целиться в лица, в глаза вместо обычных ног. Человек, видя устремленное в его глаза острие копья, поневоле отворачивается. Это помогло разделить на части, окружить и разбить конницу Помпея. Но почему это интересует тебя? Впервые вижу, чтобы женщина интересовалась тем, как добывается победа в бою.

Клеопатра задумчиво произнесла:

– Человек всегда боится, если видит угрозу своему лицу. Не изза красоты, больше боится потерять глаза… Если хочешь победить когото, одержи победу над его глазами, и он твой…

Цезарь с изумлением смотрел на любовницу, женщины, конечно, хитры, но царица еще и куда более разумна, чем многие мужчины.

– Тебе бы родиться мужчиной, Клеопатра…

Царица фыркнула, как разъяренная кошка:

– Вот еще! Фи! Мне и женщиной хорошо!

– Не сомневаюсь.

– Ты прощаешь врагов?

– Да.

– Почему?

– Вряд ли ктото из них действительно желал мне смерти, скорее, просто был вынужден выступать против. Так бы поступил и я сам.

– Ты бы простил Помпея?

– Если бы он выжил? Простил. Конечно, постарался, чтобы он никогда не получил достаточно власти, но зла на него не держал бы.

– Я должна простить Арсиною?

– Должна. Разве ты на ее месте сделала бы иначе?

– Нет!

– Что нет?

– Не прощу! Никогда не прощу!

– Ты хочешь ее смерти?

– Да!

– Она будет жить, Клеопатра. Арсиноя просто воевала за свое место под солнцем. Врагов нужно уметь прощать, их лучше иметь обязанными тебе за спасение…

– Она бы меня не простила и в случае победы обязательно убила.

Цезарь содрогнулся от жесткости ее голоса и злости, которая в нем звучала. Он понял, что Арсиною действительно нужно увезти в Рим, иначе Клеопатра обязательно лишит сестру жизни. Цезарь имел на это право, ведь Арсиноя была военной добычей, которую следовало провести по улицам Рима во время триумфа, который ему обязательно положен.

Клеопатра, видно, догадалась о его мыслях, усмехнулась:

– Постараешься упрятать сестрицу от меня подальше? Ничего, я ее и в Риме достану…

– Клео, ты что?

– Никогда не прощу, никогда! Она была против меня вместе с этим мерзавцем Пофином! Птолемей, тот маленький дурак, ему простительно. Арсиноя взрослая и хорошо понимала, что делала. Цезарь, они всегда ненавидели меня, понимаешь? Потому что отец меня любил больше, потому что я стала его соправительницей еще при жизни, потому что я быстрее соображаю, больше знаю, решительней. Но кто мешал дураку Птолемею учить египетский или латынь? Кто не давал Арсиное заниматься математикой или учиться игре на музыкальных инструментах? Они развлекались, пока я корпела над папирусами или запоминала чужие слова!

Было видно, что Клеопатру сильно задевает зависть сестры и брата, глаза ее горели возмущением, а на скулах даже выступил румянец. Цезарь молчал, давая ей выговориться.

– Птолемей только и знал, что есть сладости, а Арсиноя наряжаться. Разве правительница может думать лишь о нарядах и побрякушках?! Отец учил меня, что правительница должна видеть прежде всего выгоду для своего государства.