Зубы ее стучали. Колени подогнулись, и она упала бы, если бы он сильной рукой не поддержал ее за спину. Он резко тряхнул ее. Голова бессильно запрокинулась назад. Желтые глаза приблизились. «Сейчас он поцелует меня, — подумала Марго, холодея. — Я пропала».

— Идем! — отрывисто бросил он.

Марго проснулась от холода. За окном светало. Золотушный свет раннего утра сочился через окно, лениво, как бы нехотя, подсвечивая незнакомую комнату. «Где я? — подумала Марго. — И почему так болит голова?» И тело немое, чужое,-лишь постанывает слегка тупой болью. И нет сил пошевелиться. Марго с трудом подтянула колени к груди и обхватила их руками, силясь согреться.

Память постепенно возвращалась к ней. Он целовал ее. Она таяла, плавилась в его руках. Было жутко и волшебно. Горела свеча. Они нюхали вместе белый порошок. «Это поможет тебе расслабиться», — сказал он. А потом… Провал, пустота, черная бездна.

Да что же с ней такое? Марго с трудом перекатилась на другой бок, приподняла тяжелые, сопротивляющиеся усилию воли веки. В бледном свете утра она различила темную, согнувшуюся над столом фигуру в накинутом на плечи пальто. Длинные волосы свешивались на лицо. Он откидывал их назад нетерпеливым жестом и водил, водил пером по бумаге. Вадим, ее ночной мучитель. Почему она подумала именно так?

Почувствовав на себе ее взгляд, он медленно обернулся. Они долго смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая. О чем он думал в этот момент? Она ничего не могла прочесть в его глазах.

Марго стало неуютно под его неподвижным взглядом, захотелось спрятаться, скрыться. Она потянула на голову спасительное одеяло.

— Не надо, не исчезай.

В голосе его звучали умоляющие нотки. Так не похоже на него, всегда резкого и уверенного в себе. Он подошел и опустился на краешек кровати. Пальто соскользнуло с плеч и упало на пол. Его обнаженное, совершенно лишенное растительности тело белело перед ней, словно высеченное из мрамора. «Я в постели практически незнакомого мужчины, — подумала Марго. — Вот он сидит передо мной абсолютно голый, как Адам. Мы были близки этой ночью, это очевидно. Так почему же я не ощущаю никакой неловкости? Ах, все неправильно, необъяснимо». Она зажмурила глаза.

— Я тебе противен?

Вопрос прозвучал неожиданно и застал ее врасплох. Такого она не ожидала.

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Показалось. Но ты не ответила.

— Я ничего не помню, — жалобно проговорила Марго. — Совсем ничего.

— Это правда?

— Да. Расскажи мне.

— Мы любили друг друга. Всю ночь. Это было… — Он запнулся, подбирая нужное слово.

— Божественно. Я всегда ненавидел просыпаться по утрам. Ночное волшебство улетучивается без следа, остается только будничность и скука. Хочется поскорее забыть. Сегодня все было иначе. Я проснулся. Ты еще спала, как ребенок, как усталая фея. И я почувствовал, что счастлив. Впервые за много, много месяцев. Ты мне веришь?

Он протянул к ней руку. Пальцы их переплелись, и это простое прикосновение досказало все остальное.

— Верю.

Она никогда не видела его таким, уязвимым, нерешительным. Приятно было ощущать свою власть над ним. Захотелось обогреть, приласкать, как ребенка, убаюкать у себя на груди. Марго чуть подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.

— Иди ко мне, — позвала она. — Холодно.

Когда она уходила, Вадим еще спал. Вечерело. Похоже, они ухитрились смешать день с ночью. Ничего удивительного. Сумасшедшие, вот кто они такие. Пара сумасшедших в водовороте страсти. Вадим очень красочно показал ей, что именно произошло этой ночью. Он умело вел ее за собой по лабиринтам любви, и она охотно следовала за ним.

Марго и помыслить не могла, что мужское тело может доставить столько наслаждения. Его длинные чуткие пальцы играли на ней, как на скрипке, и она всем своим существом отзывалась ему. Одно лишь портило ее радость. Она не помнила своих самых первых ощущений. Рассталась со своей девственностью и даже не заметила этого. И теперь никогда уже не узнает, как чувствует себя девушка в первые минуты с возлюбленным. Ее будто обокрали. И все этот таинственный белый порошок. Марго была уверена, что в нем все дело. Он как-то странно, подействовал на нее, начисто лишив воли и памяти.

Она спускалась по холодной обшарпанной лестнице, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. У нее теперь есть возлюбленный, о котором она так давно мечтала. Он боготворит ее, ноги готов целовать от восторга, он красив, необычен, он нравится ей. Он подарил ей огромную радость, заставил смотреть на мир вокруг нее совсем другими глазами. Все так, но зачем тогда все эти ухищрения, зачем что-то нюхать, пить, забываться, если любовь сама по себе забытье, естественное и прекрасное?!

Промозглый холод прервал ход ее мыслей. Она почувствовала, что продрогла до костей, и только тут вспомнила, что оставила вчера свое пальто в квартире Стаса. Марго в нерешительности остановилась перед его дверью. Ей не хотелось сейчас никого видеть, особенно Стаса, но не возвращаться же домой без пальто. Она тихо постучала. Никто не ответил.

Не раздумывая больше, Марго толкнула оказавшуюся незапертой дверь и вошла. Комната тонула в клубах папиросного дыма. Марго остановилась на пороге, силясь хоть что-то разглядеть.

— За пальто пришли? — раздался откуда-то из угла голос Стаса. — Оно вон там, у окна, на стуле.

Стае лежал плашмя на кровати и курил. Массивная стеклянная пепельница была переполнена, все вокруг было завалено окурками. Похоже, он курил, не переставая, всю ночь и весь день. Омерзительный запах дешевого табака пропитал все вокруг. Марго сморщила носик и распахнула окно.

— Вы тут отравитесь, — сказала она, чихнув.

— Все мы чем-то травимся, — философски изрек Стае, погрузив окурок в пепельницу. — А я уже отчаялся вас увидеть. Думал, вы останетесь там навсегда.

Марго вспыхнула до корней волос, как морковка. Такой бесцеремонности она не ожидала. Стае лениво протянул руку к гитаре и, поудобнее устроившись на подушках, тронул струны.

— Что ж ты плачешь, моя одинокая глупая деточка, — пропел он надтреснутым голосом.

— Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы… Вашу детскую шейку едва прикрывает горжеточка, облысевшая, мокрая вся и смешная, как вы… Почему вы, Марго, почему именно вы?

— Не понимаю, о чем вы, Стае.

— М-м-м-м-м-м… — продолжал напевать он. — Как там дальше? И когда вы умрете на этой скамейке, кошмарная, ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма…

Марго крепко обхватила себя руками, пытаясь унять охватившую ее дрожь. Происходящее напоминало липкий, тягучий кошмар. Серый дым, навязчивый удушливый запах табака, этот измученный голос, слова, которые он пел. Кошмар!

— Зачем вы это делаете, Стае?

— Делаю? В том-то и пакость, что ничего не делаю. Пою вам песенку Вертинского, а должен бы… Э-эх!