Да знаю я! Держал…

Брат иерей первым подбежал к лесенке, поднялся и нажал злополучную кнопку.

Вот видишь, все работает!

А у меня не работало, – упрямо сказал брат казначей.

Маша спохватилась и стала запирать дверь. Опасность еще не миновала. Сейчас въедливый брат казначей обшарит каждый закоулок в комнатке с прожектором. Хорошо, если заколка потерялась не там, а где-нибудь на чердаке. Тогда ее и не заметят среди мусора на полу.

Но Машины надежды не оправдались.

Ага, девок сюда водишь! – услышала она злобный крик брата казначея.

Однако, крут он с братом иереем… Значит, казначей главнее. Деньги всегда впереди.

Самое интересное, что брат иерей не оправдывался. Наверное, вправду водил приятельниц, скрашивая ночные дежурства. Маше это было наруку: пускай думают, что заколку потеряла гостья, а не шпионка.

Она заперла дверь и побежала к себе. На чистку оружия опять не было времени. Скорее спрятать в тайник пистолет и наворованное добро – и в постель, а то еще начнут проверять всех подряд.

Еще одна потеря обнаружилась только в келье: пропали сигареты укушенного брата. Если они выпали из кармана, скажем, на причале, когда Маша обнималась с Олей, то туда им и дорога. А если на чердаке? Это же конец всем надеждам! Сигаретки-то были «Прима» – термоядерное курево сантехников, рак со второй затяжки. Попадись они на глаза брату казначею, тот уже не спишет их, как заколку, на Димкиных подружек. Машу, конечно, не заподозрит, будет искать парня, но это слабое утешение. У нее и без того тысяча возможностей влипнуть и только один выход. Тот самый, который, скорее всего, за одной из железных дверей на чердаке…

Вот и думай, как тут быть, Мария Алентьева, разведчица в третьем поколении. Если «Прима» потерялась на чердаке, то соваться туда нельзя, потому что брат казначей обязательно решит покараулить ночного гостя. Ему нетрудно: сиди да поглядывай на монитор… Но чердак – пока единственная ниточка на свободу. Другой нет, а время идет. Сутки на базе прожиты, осталось еще двое. Потом доктор возьмется за тебя всерьез, и придется устроить себе чудесное излечение от немоты, иначе он разоблачит симулянтку. Долго ли ты продержишься после этого? До первого серьезного разговора…

Чтобы немного утешиться, Маша стала разглядывать подобранный на чердаке погон и на обратной стороне нашла плохо отпечатавшийся фиолетовый штамп швейной фабрики: «ф-ка№ 8 М…СР». То есть «МО СССР», Министерство обороны Советского Союза. «МО РФ» обрадовало бы Машу гораздо больше. А этот старый погон мог быть выброшен в любой из бывших советских республик: и на Украине, и в Молдавии, и в Грузии. Хотя если вспомнить плавающий в здешних водах белый катер с надписью «POLICE», то Украина исключается: там не полиция, а милиция, как у нас… А если вспомнить о пираньях, то ничего этот погон не доказывает, поняла Маша. Пираньи не живут в Черном море, и все тут. А советская военно-морская база могла быть в любой точке земного шара. На Кубе, например. Или во Вьетнаме. Интересно, во Вьетнаме водятся пираньи?…

Она спрятала погон под матрас и уже начала дремать, как вдруг в келью вошла Соня:

Спишь, сестра?

Маша пошевелилась, давая понять, что не спит. Для всех, кроме великанши, она оставалась немой.

– Я на минутку. – Соня остановилась посреди кельи. – Завтра Церемония Святого Вина. Меня тоже посвящают. Сестра, ты не согласишься быть моей крестной?

Только этого не хватало! Маша включила свет и схватилась за блокнотик.

Это не важно, что ты молчишь, – сразу отмела ее возражения Соня. – Подведешь меня к брату иерею, а слова он сам скажет.

Тогда Маша написала: «А не передумаешь? Может, лучше тебе вернуться домой?»

Не передумаю, – сказала Соня, – я решила: здесь моя семья!

«А кто на яхте маму звал?»

Так нет же мамы. Умерла в прошлом году, – просто ответила Соня.

После такого признания отказать ей было невозможно. Маша расцеловала будущую крестницу и, когда Соня ушла, засела за брошюрки.

Тут и оказалось, что крестная должна хором с братом иереем прочесть четыре строчки – не то молитву, не то заклинание. Наверное, Соня все выяснила, прежде чем говорить, что брат иерей и один скажет слова. Но уж слишком это смахивало на очередную проверку. Пять утра, граждане! Почему Соня пришла только сейчас – долго думала, кого позвать в крестные, или ее кто-то надоумил?

На всякий случай Маша выучила молитву-заклинание и, боясь проколоться на какой-нибудь ерунде, четыре раза прочла главу о Церемонии Святого Вина (вот так, все с большой буквы). В церкви папы Сана ей уделялось главное место. Считали, что через эту церемонию кровь очищается от Каинова наследия.

Если бы человек, выпивший ложечку церковного вина, действительно становился неспособным на обман и убийство, то Маша стала бы самой ярой последовательницей преподобного. Только ведь Ганс наверняка пил это вино, а кто из него получился?

Одеваясь к церемонии, Маша нарочно потянула время, и они с Соней вошли в зал последними. Крестные и крестники, всего человек десять, уже попарно выстроились в очередь к невысокой пустой сцене. Можно будет поглядеть, что они станут делать, и вести себя так же.

В этом зале Маша еще не была. Обстановка напоминала церковную – без крестов и золота, но с иконами, если можно так назвать изображения папы Сана. Попадались живописные портреты, где он, держа свиток с иероглифами, простирал свободную руку вперед, мол, спокойно, дети мои, я с вами. За спиной у папы в туманной дымке виднелись крошечные города, а над головой сиял нимб.

Гораздо больше было фотографий. Папа сажает дерево. Папа, обняв за плечи похожую на куклу миниатюрную кореянку (жену, судя по всему), смотрит на восход солнца. Папа на стадионе венчает выстроенных в шеренги женихов и невест…

До сих пор Маша считала, что преподобному лет двадцать пять, а он оказался самоходной руиной за восемьдесят. От новичков это скрывали, не случайно же в кельях, в цеху и в столовой висели только снимки, сделанные в молодые годы папы. Соня во все стороны крутила головой, лицо у нее было разочарованное. «Ты не знала, сколько ему лет?» – черкнула в блокноте Маша. Ошеломленная крестница потянулась к ручке – писать ответ. Спохватилась и сказала вслух:

Не знала.

«Привыкай, – написала Маша. – На каждой ступени узнаешь что-нибудь новенькое».

Тебе это нравится? – шепотом спросила Соня.

Маша ответила долгим взглядом, надеясь внушить крестнице, что нормальным людям не может нравиться обман.

Вошел брат казначей и скромно сел в углу. Видимо, ждали только его, потому что на сцене сразу же откинулся занавес и появился брат иерей. Ради праздника он был облачен в золотистый балахон с высоким капюшоном-колпаком. Портрет папы Сана в круглой рамке висел у него на шее вместо креста.