Совет баронов принял решение о совместном управлении тулузцев и лангобардов в Антиохии и направил послов к василевсу. Они должны были передать ему Антиохию на определенных условиях — ему следовало лично принять город и вместе со своими легионами участвовать в походе на Иерусалим.

Раймунд Сен-Жилльский занимал дворец Баги-Зияна, ворота возле моста и замок Магомерию. Боэмунд присвоил цитадель, главные ворота, крепостную стену и другие укрепленные точки. Оба соперника собирали все необходимое для войны и делали запасы провизии.

В это время Антиохия была охвачена эпидемией; и главной жертвой ее стал папский легат Адемар Монтейский (1 августа 1098 г.): «По воле Божьей он покинул этот мир и почил в Господе в день Св. Петра в Узах. И охватила великая скорбь воинство Христово, ибо папский легат был поддержкой бедным и советником богатым. Он говорил: "Ни один из вас не будет спасен, если он не почитает и не утешает бедных; без них вы не можете быть спасены, без вас они не могут жить. Поэтому нужно, чтобы они ежедневно возносили молитвы Богу, перед которым вы столь часто грешите. Поэтому заклинаю вас ради Бога любить их и помогать им, насколько в ваших силах"» (Аноним).

Простые воины потеряли в лице легата заступника, а крестовый поход остался без духовного наставника. При епископе Пюи вожди скрывали свои личные амбиции; с его кончиной маски упали, обнажив алчность предводителей похода.

Мы не можем рассказывать о многочисленных военных походах местного значения, в которых участвовали различные отряды за месяцы ожидания, проведенные в Антиохии. Если эти вылазки малоинтересны с точки зрения стратегии, то психологические последствия их, напротив, весьма важны: они дали возможность крестоносцам познакомиться с разнообразием этнических групп Сирии и невероятной феодальной мозаикой Ближнего Востока.

5 ноября 1098 г. бароны держали совет в церкви Св. Петра в Антиохии: во главу угла ставился вопрос о продолжении похода, но для начала требовалось уладить еще один острый вопрос — кто будет владеть Антиохией. Противостояние Боэмунда и Раймунда Сен-Жилльского становилось все непримиримее. Князь Тарентский наизусть цитировал текст соглашения, заключенного с остальными. Чтобы убедить их, он предъявил список расходов, которые он понес, чтобы овладеть городом. Что касается Раймунда Сен-Жилльского, то он ссылался на клятву, данную василевсу по совету Боэмунда. Препирательства длились много дней. В конце концов, устав от споров, Раймунд присоединился к решению остальных баронов с условием, что Боэмунд будет сопровождать армию до Иерусалима. Этот шаг, который нам может показаться сдачей позиций, на самом деле являлся хитростью, ибо Боэмунд хотел остаться в Антиохии, чтобы защищать ее от атак вернувшегося неприятеля. Чтобы надежно закрепиться на этой земле, он пытался задержать латинские войска как можно дольше.

В конце ноября граф Сен-Жилльский пустился в путь и, пройдя через Ругью (нынешняя Риха) и Аль-Барру, подошел к Маарат ан-Нуману и осадил его; остальные присоединились к нему чуть позже. Не выдержав упорного сопротивления, бароны сняли осаду, оставив на месте лишь соперников, боровшихся за Антиохию.

Незадолго до штурма Боэмунд послал гонца сказать сарацинским предводителям, чтобы они с женами, детьми и всем имуществом укрылись во дворце, расположенном повыше воротами; он пообещал сохранить им жизнь: «Затем наши воины проникли в город и забрали все, что посчитали ценным в домах или тайниках. С наступлением дня повсюду, где они обнаруживали неприятеля, мужчину или женщину, они убивали его. Не было ни одного уголка в городе, не покрытого телами сарацинов, и едва можно было пройти по улицам города, не наступив на убитого. Боэмунд схватил тех, кому повелел укрыться во дворце, отобрал у них все, чем они владели, золото, серебро и прочие драгоценности, приказал одних убить, а других увести в Антиохию, чтобы там продать». Однако не все смогли получить то, что им требовалось. «Были такие среди наших, кто не смог найти то, в чем испытывал нужду, как вследствие длительности остановки, так и из-за невозможности прокормить себя, ибо вне города они не могли ничего взять. Поэтому они вспарывали тела, потому что в животах у них находили спрятанные безанты, другие сдирали с мертвецов кожу по кусочкам и варили, чтобы есть» (Аноним).

Взятие города и последовавшая за этим резня, к которой добавилось клятвопреступление Боэмунда, оставили более глубокий след на ближневосточных сообществах, чем потеря Антиохии; большой сирийский город, население которого составляли в основном христиане, имел не такое значение для приверженцев ислама, как несчастия маленького мусульманского города Маарат ан-Нуман. Вот точка зрения Ибн аль-Каланиси на этот эпизод: «Франки взяли штурмом крепостные стены Маарат ан-Нумана с востока и севера. Они придвинули свою башню к стене, что была ниже ее, и оттуда обрушились на мусульман. Битва за крепостную стену продолжалась до захода солнца 14 мухаррама [11 декабря]; когда франки забрались на стену, городские жители отступили и обратились в бегство. До этого они получили множество посланий от франков, в которых они требовали начать переговоры и сдать город с тем, чтобы сохранить свои жизни и свое имущество, и согласиться принять префекта. Такой исход был невозможен из-за раздоров между жителями и решения и приговора Аллаха. Франки завладели городом после вечерней молитвы, и многие воины обоих лагерей встретили свою смерть. Когда жители укрылись в домах аль-Ма'ары, чтобы защищаться, франки, которые обещали сохранить им жизнь, подло с ними поступили, поставили виселицы, возвышавшиеся над городом, обложили данью горожан, не сдержали ни одного обещания, разграбили все, что нашли, и требовали у людей невозможного».

С взятием Маарат ан-Нумана произошел резкий поворот: отныне в случае сопротивления крестоносное ополчение будет применять тактику репрессий, стремясь таким образом нагнать ужас на жителей. Она лишь усилит сопротивление и породит у мусульман желание начать ответный крестовый поход. С этого времени в письмах арабов, разносимых беженцами, которые смогли ускользнуть, оставив все имущество крестоносцам, все чаще мелькают жалобы и проклятия. Среди первых пропагандистов, ратующих за священную войну против христианских захватчиков, беженцы из Маарат аль-Нумана занимают особое место. Горожанин возвращается в свой дом после прохода франков: «Я не знаю, что это — пастбище диких зверей или мой дом, мой родной кров! Я повернулся к нему и голосом, полным слез, с сердцем, разрывающимся от любви и скорби, вопросил: „О, дом, почему судьба вынесла нам и тебе столь несправедливый приговор?"» Житель Маарат-Мисейна, небольшого городка, лежащего между Алеппо и Оронтом, еще проще говорит о катастрофе, бедствии, постигшем его безо всякой на то причины: «Я из города, друг мой, который был обречен Богом на разрушение. Они погубили всех жителей, предав мечу и стариков и детей».

Армия тщетно надеялась на импульс, необходимый для продолжения паломничества. Прибрав к рукам большую часть добычи, Боэмунд вернулся в Антиохию, оставив графа Раймунда Сен-Жилльского разбираться с «простолюдинами», которые хотели немедленно идти «к гробу». Граф Тулузский созвал в Рихе совет баронов. Все поспешили к нему, и граф Сен-Жилльский, желавший вновь взять командование походом в свои руки, предложил выплачивать им жалование: он пообещал десять тысяч су золотом Готфриду и герцогу Нормандскому, шесть тысяч графу Фландрскому и пять тысяч Танкреду. Боэмунд отверг любую попытку договориться, потребовав предварительной передачи ему части Антиохии, занятой тулузским отрядом. Узнав об этих распрях, простые пехотинцы, все еще находящиеся в Маарат ан-Нумане, пришли в возмущение: «Что же это — споры об Антиохии, споры о Маарре, во всяком месте, какое посылает нам Бог, начинаются раздоры между нашими графами! Что же касается Маарры, покончим с предметом тяжбы, разрушив город!» (Раймунд Ажильский).