Обратимся на минуту к штурму 15 июля 1099 г. Проникнув в город по лестницам, лотарингцы открыли ворота, чтобы впустить основную часть войска. Танкред, присоединившийся к окружению Готфрида, тотчас принялся тянуть одеяло на себя: он занялся самым доходным делом, прибрав к рукам золото и серебро из Куббат аль-Сакры (Templum Domini). В это время провансальцы топтались у башни Давида, цитадели города. Когда египетский главнокомандующий увидел, что Иерусалим взят, то сдался графу Тулузскому, пообещавшему сохранить ему жизнь в обмен на выкуп. Как только цитадель была захвачена, провансальцы, тем не менее, не стали лишать себя возможности поучаствовать во всеобщем избиении: «Они шли по улице с мечом в руке. Они убивали всех жителей, которых встречали на своем пути, не щадя ни женщин, ни детей, невзирая на крики и мольбы о пощаде. На земле было столько трупов и отрубленных голов, что нельзя было пройти. Пешие воины были более других охвачены неистовством: они ходили по городу и взмахом топора или булавы убивали турок, попадавшихся им под руку» (Гильом Тирский).

Менее откровенный Аноним отмечает: «Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото, серебро, коней и мулов, грабя дома, полные всякого добра».

Мусульмане сначала пытались оказывать сопротивление в священном месте Харам аль-Шариф; затем они укрылись в мечети Аль-Акса (храм Соломона), и именно там разыгралась самая ужасная бойня всех крестовых походов: «Сарацины, укрывшиеся в храме Соломона, вели с нашими жесточайшее сражение в течение всего дня, так что храм был весь залит их кровью. Наконец, поразив язычников, наши захватили в храме множество мужчин и женщин и убили или пощадили их по своему разумению. На кровле храма укрылось множество язычников обоего пола, которым Танкред и Гастон Беарнский отдали свои знамена в знак того, что они спаслись», Гильом Тирский, официальный хронист арденской династии,[8] испытывал отвращение при виде насилия, произошедшего в храме Соломона: «Вид такого количества трупов был невыносим, но убивавшие выглядели так же ужасно, как и их жертвы: они были в крови с головы до ног. В черте храма находилось более десяти тысяч трупов, к этому числу следует добавить те, которые валялись на улицах города. Пешие воины бегали по маленьким улицам и переулкам в поисках неприятелей и добычи…»

Не будем забывать — бароны условились, что в случае взятия города каждый присваивает себе дома, которые захватит, и все, что сможет добыть по ходу сражения: вожди вешали на захваченных домах свои хоругви, рыцари — щиты, а простолюдины — шапку или меч, чтобы показать, что это место уже принадлежит им, и другие не пытались захватить его.

После победы бароны созвали совет и решили прекратить резню: они условились разместить на башнях стражу и укрепить сторожевые посты у потерн, чтобы никто не мог проникнуть в город без разрешения, прежде чем они назначат правителя, который хранил бы город и управлял им. Их опасения имели под собой почву, ибо в окрестностях Святого града было полно неприятелей: следовало предотвратить внезапное нападение на городские ворота. Как только необходимые меры были приняты, бароны разошлись, и каждый вернулся в свое жилище. Они вымылись и надели чистую одежду. Затем они босиком, стеная и плача, направились в те места города, где побывал Иисус Христос во время своей земной жизни. Они целовали землю там, где ступала его нога. Местные священники и христиане вышли навстречу торжественной процессии и провели крестоносцев к храму Гроба Господня. Ночь они провели в молитвах, но наутро паломники поднялись на крышу мечети Аль-Акса, где толпились пленники Танкреда и Гастона Беарнского, «напали на сарацин, мужчин и женщин, и, обнажив мечи, обезглавили их. Некоторые бросились с крыши храма вниз. Увидев это, Танкред преисполнился негодованием». Мы не знаем, был ли гнев нормандца вызван потерей ожидаемого выкупа, на который он рассчитывал, оскорблением его знамени или политической ошибкой, ставившей под сомнение слово франка. Граф Тулузский имел большую власть над своими войсками: он приказал отвести пленников из башни Давида к Аскалону; этот шаг навлек на него обвинения в неверности и измене со стороны хронистов, поддерживающих лотарингскую партию.

Иерусалим был завален трупами: июльский зной вынуждал баронов принять срочные и решительные меры. Они прекрасно помнили о следующих одна за другой эпидемиях при осаде Антиохии, которые опустошили ряды войск, измученных битвами, ранениями и голодом. «Было приказано выбросить из города всех убитых сарацинов из-за ужасного запаха, ибо весь город был завален трупами. Уцелевшие сарацины переносили мертвых к воротам, складывая их в кучи высотой с дом. Никто никогда не видел и не слыхал о подобном избиении язычников: вокруг города были сложены костры, и никто, кроме Бога, не ведал их числа. Наши на совете решили, что каждый раздаст милостыню и вознесет молитвы, и Бог выберет того, кто Ему будет угоден, чтобы властвовать над другими и править городом» (Аноним).

Отдохнув неделю, бароны сошлись, чтобы избрать одного из них. Едва они собрались, как их прервали многочисленные клирики и священники, которые требовали отложить выбор сеньора города, пока они сами не назначат патриарха Иерусалима. Духовная власть, говорили они, всегда должна преобладать над светской. В этом случае князь Иерусалима занимал бы всего лишь второе место, был бы наместником патриарха.

По убеждению клириков, поскольку крестовый поход был организован Святым Престолом (Урбаном II), то Иерусалим был еще одним «наследием Св. Петра», или, по меньшей мере, церковным княжеством, каких было немало на Востоке. Вакантное место патриарха Иерусалима — последний греческий патриарх, носивший этот титул (он бежал на Кипр), незадолго до этого умер — придавало дополнительный вес церковным притязаниям.

Самым видным персонажем этого «заговора священников» был Арнульф, капеллан герцога Нормандского; мы еще встретимся с ним на протяжении истории Иерусалимского королевства. Характер прелата, его страсть к наживе и сомнительные моральные качества заставили баронов отвергнуть этот план.

Среди баронов было всего лишь четверо, кто мог претендовать на титул правителя Иерусалима: герцоги Нормандский и Фландрский торопились вернуться в Европу, следовательно, оставались Раймунд Сен-Жилльский и Готфрид Бульонский.

Граф Тулузский, который содействовал возобновлению похода и финансировал значительную часть крестоносных войск, разумеется, обладал достаточным количеством титулов, чтобы претендовать на корону, но его заносчивость, богатство и гордость раздражали других баронов. Отметим заодно, что провансальские солдаты вели против своего предводителя активную контрпропаганду; они хотели как можно скорее отправиться на родину, а восшествие их графа на трон отсрочило бы возвращение в Европу. Вследствие этих различных факторов выбор пал на Готфрида (22 июля 1099 г.). Последний отказался от королевского титула. Этот поступок, разумеется, вошел в легенду: Готфрид якобы «отказался носить золотой венец там, где Христос носил терновый». Не настаивая на этом факте, мы упомянем только, что Готфрид принял титул защитника Гроба Господня, что стало первым шагом к удовлетворению церковных притязаний (в Лотарингии титул защитника (avoué) соответствовал регенту, правящему по указанию Церкви).