Между тем съемка эпизода продолжалась.

Румата, приостановивших в дверях, огляделся.

У золоченого столика с закусками картинно выпивали, выгибая спины и отставляя поджарые зады, королевские гвардейцы, прославленные дуэлями и сексуальными похождениями. Возле камина хихикали худосочные дамочки в возрасте, ничем не примечательные и потому взятые доной Оканой в конфидентки. Они сидели рядышком на низких кушетках, а перед ними хлопотали трое старичков, некогда знаменитые щеголи, последние знатоки давно забытых анекдотов.

В углу, бросая по сторонам предупредительные взгляды, доедали тушенного с черемшой крокодила двое знаменитых художников-портретистов, а рядом с ними сидела в оконной нише пожилая женщина в черном — нянька, приставленная доном Гуэром к доне Окане…

Посередине зала стоял, расставив ноги в ботфортах, русский актер, изображавший дона Рипата, верного и неглупого агента Руматы, лейтенанта серой роты галантерейщиков, с великолепными усами. Причем с типичным лицом лавочника, как его представлял Том. Он, чисто плебейским движением засунув большие красные руки за кожаный пояс, стоял, слегка покачиваясь и переступая ногами. Делая вид, что внимательно слушает актера, игравшего дона Тамэо, путано излагавшего что-то по-английски, которого русский актер практически не понимал. Но судя по его лицу — слушал очень внимательно и даже реагировал точно по сценарию. «Молодчина», — подумал Томпсон и прищурился — один из освещающих площадку прожекторов развернулся и свет буквально ударил в глаза зрителям. Но не только им — блики появились и в объективе камеры, вызвав ругань режиссера. Сцена на минуту замерла, пока осветители наводили порядок в своем хозяйстве. Но вот вновь раздалась вожделенная команда: — Мотор!

Гвардейцы у столика приветствовали Румату бодрыми возгласами. Румата дружески подмигнул им и произвел обход гостей. Он раскланялся со старичками-щеголями, отпустил несколько комплиментов конфиденткам, которые немедленно уставились на белое перо у него за ухом и направился к дону Рипату и дону Тамэо. Когда он проходил мимо оконной ниши, нянька снова сделала падающее движение…

По сценарию, няньку напоили до изумления. Игравшей ее роль пожилой испанской актрисе удалось неплохо сыграть этот маленький эпизод, по мнению Тома.

— Чувствуется немалый опыт, — шепнул он Эмми, показав на «няньку». Не выдержав, Вайс тихонько рассмеялась, старательно прикрывая рот ладошкой. И тут же застыла в восхищении, так как в зал вошла Мэрилин, игравшая на этот раз фаворитку первого министра короля.

Она была совсем не во вкусе Руматы, но она была несомненно хороша. Огромные глаза без тени мысли и теплоты, нежный многоопытный рот, роскошное, умело и старательно полуобнаженное тело…

Том еле удержался, чтобы не присвинуть. Так вжиться в роль могла только Монро.

Гвардеец за спиной Руматы, видимо, не удержавшись, довольно громко чмокнул. Румата, не глядя, сунул ему кубок и длинными шагами направился к доне Окане. Все в гостиной отвели от них глаза и деятельно заговорили о пустяках.

— Вы ослепительны, — пробормотал Румата, глубоко кланяясь и лязгая мечами. — Позвольте мне быть у ваших ног… Подобно псу борзому лечь у ног красавицы нагой и равнодушной…

Дона Окана прикрылась веером и лукаво прищурилась.

— Вы очень смелы, благородный дон, — проговорила она. — Мы, бедные провинциалки, неспособны устоять против такого натиска… Увы, мне остается только открыть ворота крепости и впустить победителя.

Румата поклонился еще ниже. Дона Окана опустила веер и крикнула:

— Благородные доны, развлекайтесь! Мы с доном Руматой сейчас вернемся! Я обещала ему показать мои новые ируканские ковры…

— Не покидайте нас надолго, очаровательница! — проблеял один из старичков.

— Прелестница! — сладко произнес другой старичок. — Фея!

Гвардейцы дружно громыхнули мечами. «Право, у него губа не дура…» — внятно сказала королевская особа. Дона Окана взяла Румату за рукав и потянула за собой. Уже в коридоре Румата услыхал, как дон Сэра с обидой в голосе провозгласил: «Не вижу, почему бы благородному дону не посмотреть на ируканские ковры…»

— Стоп! Снято! — крикнул Стенли и немногочисленные зрители зааплодировали. Вновь появившиеся Монро и Грегори Пек даже раскланялись, как на сцене, вызвав недовольный окрик режиссера.

— Как вам? — подошедший к Томпсонам продюсер Барни Хендрикссон. — Хорошо, не так ли? Стенли старается. Так что закончим даже раньше, чем планировали.

— Торопится вернуться в Англию, — усмехнулся Том. — Ему там предлагают снимать «Лолиту».

— Да, я и забыл, что «несуществующие» знают все, — беззаботно засмеялся Барни. Эмми же скривилась, молча выразив свое отношение к «этой порнографии с детьми» русского «извращенца».

— Смотрю, Голливуд разведкой не хуже занимается, — засмеялся в ответ Том, — только я уже давно не в агентстве.

— Верю, верю, — Барни уже не смеялся, но скривил губы в иронической усмешке. — Правда, мне говорили, что бывших разведчиков не бывает.

— Без комментариев, — ответил Томпсон и подмигнул. — Извини, Барни, но, кажется Кубрик хочет мне что-то сказать.

— Наверняка, — Хендрикссон нисколько не удивился. — Он там что-то по сцене в будуаре хочет проконсультироваться. Кажется, изменить слегка ракурс съемки.

— Э, а стоит ли? Как бы нам на нарушение Кодекса[4] не нарваться, — удивился Том.

— Вот и пойдем, посмотрим. Кодекс кодексом, но интересный кадр стоит того, чтобы рискнуть. К тому же, оказывается, агентству, «которого нет» не все известно. Докладываю — недавно приняли несколько поправок, которые смягчили положения Кодекса в части секса и обнаженных актеров. Разве что наши коммунистические партнеры могут высказать недовольство, у них с этим делом еще строже, чем у наших пуритан… Прошу простить, Эмми, но работа есть работа, — поклонившись Вайс, Барни бесцеремонно ухватил Тома за руку и потянул в сторону съемочной площадки.

Коротко обсудив изменения, в которых действительно можно было усмотреть признаки нарушения[5], решили все-таки снять сценку по измененному Кубриком варианту.

После чего Барни пригласил его в свой временный кабинет и угостил любимым виски «Джек Дэниельс». Выпив, Хендриксон слегка размяк и неожиданно спросил Томпсона.

— За что ты так не любишь «яйцеголовых»? Или это армейское? — посмотрев на удивленное лицо Томпосона. Барни усмехнулся. — По сюжету хорошо видно…Я и сам их недолюбливаю, но так как ты их в этом фильме показал. Надо постараться. Так испоганить простое разведывательное задание…

— Вот за это и не люблю. За полную оторванность от мира и способность провалить любое дело, что им поручено, — ответил Том. И, дождавшись утвердительного кивка Барни, предложил выпить еще по чуть-чуть. — Пока жена не видит, — пошутил он, вызвав громкий смех продюсера.