У Эванджелины все сжалось внутри. Хотя Кристоф по-доброму писал о ней в своих сегодняшних статьях, она не хотела давать еще одно интервью, в котором все ее слова исказят, превратив в сироту без гроша в кармане, строящую козни за спиной принца, или чего похуже.

– Еще не поздно сбежать? – прошептала она.

– Возможно, но я всегда могу сказать, что отпугнула тебя, пригрозив отстричь твои прекрасные розовые волосы, едва ты заговоришь с Аполлоном сегодня вечером.

Сначала Эванджелина подумала, что незнакомка шутит, но на ее лице вновь показалась та дьявольская усмешка.

– Не смотри на меня так испуганно. Мне просто нравится быть в газетах. – ЛаЛа приподняла свой бокал, словно собиралась произнести тост самой себе. – Несмотря на то, что пишут в «Ежедневной Сплетне», я уже знаю, что у меня нет реальных шансов выйти замуж за принца, но мне нравится быть частью веселья. А теперь убирайся, пока не стало поздно.

– Я твоя должница, – пообещала Эванджелина, прежде чем унестись прочь.

Ее юбка была слишком тесной, чтобы шагать быстрее, и она не отдавала себе отчет о том, куда идет. Эванджелина была настолько поглощена угрозой, которую представлял собой Кристоф, что позабыла о другой угрозе, пока не врезалась в его твердую грудь.

Эванджелина попыталась выпрямить осанку, придав тем самым себе храбрости, в то время как сердце ее бешено колотилось.

Она видела Джекса издалека, но вблизи он выглядел совершенно иначе. Парень будто соткан был из тысячи маленьких осколков одновременно. Опустошение, сотворенное из волос, синих, как темные океанские волны, и острых, как треснувшее стекло, губы, которые с удовольствием прорезали бы ее изнутри.

«Как никто из присутствующих мог не знать, что он – Мойра?»

Эванджелина чувствовала, как его нечеловеческий взгляд скользит по ее коже, заставляя кровь бурлить, пока глаза бога Судьбы пробегали по каждой серебряной ленте, плотно обвивающей ее бедра, талию, грудь. Он прекратил осматривать ее, опустив глаза в пол, словно она была недостойна его взгляда.

– Что ты здесь делаешь? – Он подбросил одной рукой покрытое золотом яблоко. – Я думал, ты уже вышла замуж за того мальчика, которого любила. – Его голос стал еще более безжалостным, чем в тот день, когда она слышала его последний раз и когда он бросил ее в саду обращенной в камень.

Эванджелина попыталась сдержать себя, чтобы не наброситься на него. Ей нужно было уйти от Джекса, а не вести с ним споры. Но что-то в его безразличии заставило ее трепетать еще больше.

– Ты разрушил все мои шансы на отношения с Люком, когда натравил на него волка!

Джекс перестал подбрасывать свое яблоко.

– Я никогда не натравливал волка. Это слишком грязный поступок. – Изучив ее немного, он наконец-то встретился с ней взглядом.

Она готова была поклясться, что раньше его глаза были ярко-синими, но сегодня они приобрели бледно-голубой, словно лед, оттенок и стали совершенно бездушными. От одного его взгляда Эванджелина похолодела. Она подумала про ЛаЛу, утверждавшую, что его сердце якобы разбила принцесса Донателла. Но следующие слова Джекса напрочь уничтожили всякую симпатию, какую Эванджелина могла к нему испытывать:

– Значит, в конце концов, ты его не любила. Волк растерзал его до неузнаваемости или ты просто взглянула на его изуродованное лицо и убежала в другую сторону?

Эванджелина нахмурилась. Джекс мог думать о ней самое худшее, потому что сам наверняка бы так и поступил. Но она не стала его поправлять. Пусть лучше бог Судьбы думает плохо о ней, чем узнает, что оказался прав, а настоящая причина проблем с Люком заключалась в том, что он выбрал Марисоль, а после исчез. Но Эванджелина не собиралась зацикливать на этом свое внимание. Она приехала сюда, чтобы позабыть о Люке, найти новый счастливый финал, и планировала, что это произойдет совсем с другим принцем, а не с тем, кто стоит перед ней.

– Я бы не хотела обсуждать это с тобой, к тому же всех зовут на ужин…

– О нет, Лисичка. У нас с тобой есть незавершенное дельце. – Джекс уронил яблоко и обхватил ее шею, придавив пульс холодной ладонью.

– Джекс… – задыхаясь, промолвила Эванджелина. – Что ты делаешь?

И как он ее назвал?

Его другая рука скользнула в ее волосы, растрепав локоны. Прикосновения Принца Сердец были неуместными и крайне интимными, как и слишком личное прозвище, которое он только что ей дал. Она чувствовала, как ее шансы на счастливую жизнь тают на глазах, услышав, как разговоры на вечере перешли на шепотки. Сотни языков внезапно заговорили о возмутительном жесте Джекса, который он исполнил прямо под балконом принца.

– Джекс, я сказала, что поцелую троих людей, но не тебя.

– Тогда почему не сопротивляешься? – насмехался он.

– Я не могу бороться с тобой, ты – бог Судьбы.

– Лжешь. Я не чиню тебе боли и не целую тебя. – Он переместил руку на ее шею, чтобы поиграться с пульсом, нежно проводя пальцами вверх и вниз по бешено пульсирующему тук-тук-тук в венах, заставляя ее сердце биться еще быстрее. – Я думаю, это возбуждает тебя.

– Ты бредишь! – Эванджелина наконец-то отстранилась. Ее сердце бешено колотилось, но дело, вне всяких сомнений, было не в возбуждении. Хотя, возможно, имелся некий крошечный намек на это, но она не могла понять, откуда оно взялось.

Джекс рассмеялся.

– Расслабься, Лисичка. Я не собираюсь погубить тебя. – Он взял ее за запястье и притянул к себе ближе, насмешливо изображая танец.

Она отступила назад, и он подался вперед, пока ее бедра не уперлись в твердый стол.

– Что ты делаешь, Джекс?

– Пытаюсь сделать тебя интригующей. – Он склонился ближе. Джекс не касался ее нигде, кроме запястья, но наблюдающие со стороны могли бы подумать, что они находятся на грани поцелуя, лишь глядя на его позу и наклон головы. И только Эванджелине довелось лицезреть его потухший мертвый взгляд. – Раньше ты была незначительной угрозой, которую, по мнению окружающих, можно с легкостью устранить, если не смотреть в твою сторону. Но теперь, когда я почтил тебя своим вниманием, счесть тебя незаметной будет не так просто.

– Ты слишком высокого о себе мнения, – прошипела Эванджелина.

Но люди определенно смотрели. По крайней мере половина присутствующих уставилась прямо на них. Боковым зрением она уловила, как Кристоф Найтлингер достал перо и начал что-то записывать в блокнот.

– Если тебе повезет, – пробормотал Джекс, – Аполлон тоже наблюдает и сгорает от ревности.

– Я не хочу вызывать его ревность.

– Ты должна. Это упростит задачу, потому что Аполлон – первый человек, которого я хочу, чтобы ты поцеловала.

Одним из своих