– Он, собственно, принадлежит Константинополю, но генцуэзцы основали тут торговое поселение и выстроили замок. Противоположный берег острова – плодородный, но эта сторона гористая и неплодородная. Здешние жители не пользуются хорошей славой и, случись нам здесь потерпеть крушение, нас если не убьют, то наверняка ограбят. Взгляните на эти два корабля, причаливших к берегу, близь деревни: это, наверное, разбойничьи суда – остров кишит пиратами. Венецианцы употребляют неимоверные усилия, чтобы обуздать набеги этих бандитов, но, к сожалению, слишком отвлечены раздорами то с генуэзцами, то с голландцами, и им не удается взяться за дело как следует, чтобы окончательно уничтожить эти притоны морских разбойников.

По приказанию капитана была спущена на воду лодка, в которой он поехал к берегу в сопровождении нескольких матросов; все были вооружены с головы до ног. Фрэнсис присоединился к ним. Местные жители встретили вновь прибывших не особенно дружелюбно, но не отказывались вступить с ними в переговоры относительно обмена привезенного сукна на шкуры животных и на вино.

– Нам лучше всего вступить с ними в сделку, – объявил капитан, когда они возвращались к своему кораблю за товарами. – В этой гавани не особенно часто останавливаются корабли с грузом, а дорога внутри острова через горы чрезвычайно затруднительна, поэтому нам, вероятно, удастся совершить обмен товара с обоюдной выгодой.

– Кажется, они не очень-то рады нашему приезду, – заметил Фрэнсис.

– Пожалуй, что и так; дело в том, что генуэзцы здесь устроились как дома и всеми силами стараются подорвать доверие местных жителей к венецианцам: они стараются внушить им, что Венеция намерена при первой возможности завладеть их островом. И вот жители разделились на партии: кто стоит за Венецию, кто – за Геную; Константинополь же нимало им не страшен, хотя они находятся под его владычеством и платят ему тяжелую дань, не получая взамен никакой помощи в случае нападения врагов. Жители острова – греки, но, кроме наречия, у них мало общего с константинопольскими греками; притом же они отлично понимают, что турки завладевают все большей и большей властью, и сознают, что не Константинополь, а Венеция или Генуя спасут их от турецкого ига. Симпатии островитян скорее на стороне Венеции, нежели Генуи, так как венецианское владычество менее деспотичное из двух, но генуэзцы распространяют ложные сведения о нашем деспотизме и нашей жажде к наживе; вот почему одни жители острова принимают нас дружелюбно, другие же относятся к нам с недоверием и ненавистью.

– Как долго полагаете вы оставаться здесь, капитан? – спросил Фрэнсис.

– Это будет зависеть от направления ветра. Он может стихнуть завтра же или может свирепствовать в течение еще нескольких дней, а пока будет дуть такой ветер, как теперь, нам нечего и думать о том, чтобы пробраться до Кандии. Надеюсь, однако, что через день-два нам удастся пуститься в путь; здесь мы только даром тратим время.

На ночь была поставлена на палубе корабля вооруженная стража.

– К чему эти предосторожности, капитан? – осведомился Фрэнсис. – Венеция ведь еще не вступила в войну с Генуей, хотя, без всякого сомнения, мы накануне объявления войны.

– Между Венецией и Генуей никогда не было полного мира, в особенности в этих морях, – отвечал капитан. – В настоящее же время более чем когда-либо нужно быть осмотрительным. На правительственные галеры они не посмеют напасть, но что касается торговых кораблей – вопрос другой! Нет, нет, поверьте моей опытности, синьор Фрэнсис, что в этих восточных морях надо всегда быть настороже и поступать так, как будто бы наша республика вела войну со своими соседями.

На следующее утро Фрэнсис встал рано и на рассвете вышел на палубу.

– Оказывается, что один из стоявших в гавани кораблей уже отплыл, – заметил он капитану, указывая на место стоянки тех двух кораблей, которые, по мнению, выраженному накануне капитаном, должны были принадлежать пиратам.

– Да, правда, корабль снялся с якоря и отплыл, – отвечал капитан, – любопытно, что там такое затевается? Наверное тут что-нибудь да кроется. Ветер на море бушует по-прежнему, и это судно не двинулось бы в море без особенной причины.

Несколько времени спустя капитан приказал спустить лодку и в ней отплыл к маленькому скалистому острову у входа в гавань. Выйдя на берег и взобравшись на вершину скалы, он окинул взором морское пространство. Через полчаса он возвратился на свой корабль.

– Придется нам еще оставаться здесь, – сказал он Фрэнсису, – ветер дует прямо с моря в гавань, и нашему «Бонито» не устоять против него. Другое дело то суденышко, которое, вероятно, воспользовалось ночной темнотой, чтобы удрать отсюда; оно сидит низко в воде, вероятно, они спустили паруса и, имея в распоряжении много рабочих рук, могли проскочить через узкий проход в гавань. Но нашему «Бонито» с его высокими боками и тяжелым грузом нечего и пытаться выбраться отсюда.

– Какие же, по вашему мнению, могут быть намерения у отбывшего судна, капитан?

– Возможно, что оно направилось к одному из близлежащих островов и вернется сюда с целой дюжиной ему подобных разбойничьих кораблей. Известие, что венецианское купеческое судно без провожатых удержано здесь непогодой, заставит их налететь на нас, как налетают пчелы на мед. Вообще плавать здесь без подкрепления весьма рискованно; несколько раз я указывал на это синьору Полани. Другие купцы посылают сразу восемь – десять судов вместе, и тогда им нечего бояться нападения пиратов. Синьор Полани, однако, стоит больше за то, чтобы посылать свои суда в одиночку. Он рассуждает так: одиночное судно всегда будет идти скорее, нежели целая флотилия. Это правда – если идут в плавание несколько кораблей вместе, то понятно, что им приходится приноравливаться к ходу самого слабого из них; сверх того, капитан на одиночном судне более свободен в своих действиях – ему не с кем советоваться и некому подчиняться; он знает, где ему выгоднее приступить к своим торговым операциям, направляется к этому месту и ведет свои сделки самостоятельно. Выходит, что тут многое можно сказать и за, и против его взгляда на это дело. Корабли нашего патрона, идущие в одиночку, подвергаются, конечно, большему риску, но зато, если им удастся благополучно добраться домой, они приносят своему владельцу несравненно больше выгоды, чем владельцам других судов. Что же касается меня самого, то хотя я вообще больше стою за одиночное плавание, но сознаюсь, что в настоящую минуту я предпочел бы ехать в сопровождении полдюжины товарищей.

Трижды в течение этого дня капитан направлялся на выбранный им для наблюдения скалистый остров. Возвратясь из последней отлучки на остров уже поздно ночью, он сказал Фрэнсису:

– Ветер, несомненно, стихает. Надеюсь, завтра же на рассвете нам удастся выйти из западни. Я убежден, что нам тут угрожает опасность.

– Но что же еще возбуждает вашу тревогу, капитан? Ведь не только одно исчезновение судна заставляет вас опасаться чего-либо недоброго?

– Действительно, я подметил еще кое-что, – отвечал капитан. – Во-первых, настроение здешних жителей заметно изменилось; не скажу, чтобы они относились теперь враждебнее к нам, нежели при встрече, но когда я сегодня утром бродил по острову, то заметил среди жителей какое-то сдержанное возбуждение: люди собирались группами и о чем-то оживленно рассуждали. И вот еще что я заметил, когда взошел на высокую гору за деревней, я видел, что туда сбираются какие-то люди и оттуда пристально всматриваются в море, как будто наблюдают за чем-то; мне сдается, что они ожидают приезда пиратов. Я охотно бы пожертвовал своим годовым жалованьем, чтобы только сегодня же к вечеру выбраться отсюда; но так как это невозможно, то поневоле придется остаться здесь до завтрашнего утра. Я решился завтра же утром во что бы то ни стало выбраться отсюда, рискуя даже, что наше судно наткнется на скалы. Во всяком случае, если пираты сделают на нас нападение ночью, то не застанут врасплох.