Обратная дорога казалась длиннее и противнее. Ле устала, ей хотелось поскорее попасть в хижину, временно ставшую их домом, превратиться в саму себя и послушать супернянину колыбельную. Бьорки не устал, его в целом немного утомлял их странный отдых на этой отсталой планете, хотя он понимал, что делает это ради сестренки, у которой, как и у всех, детство – единственный раз в жизни. Одна только Пипа пребывала в приподнятом настроении: еще бы, ведь поход в замок – это так круто!

– Вас точно-точно когда-нибудь в Фтопку возьмут, – беззаботно щебетала она. – Вот мне с десятью уколами не стукнуло пойти в замок, хотя я знала же, что можно. А у тебя всего восемь уколов мудрости, а ты сообразила. И про пещеры тоже.

Ле молча шлепала по слегка раскисшей дороге (прошлой ночью шел дождь) и помалкивала.

– Ты точно странная, тебя точно в Фтопку надо, – гнула свое Пипа. – Это жалко. Мы же теперь подружки.

– Подружки, – подтвердила Лещща.

– Навсегда?

– Навсегда.

– Навсегда, пока тебя не возьмут в Фтопку!

Ле вздохнула. Ну как она могла признаться в том, что она – крутая инопланетянка с таким уровнем интеллекта, который Пипе и после ста уколов не светит, и что скоро они улетят отсюда на свою родную планету и будут жить там продвинуто и счастливо и… «Счастливо?» – мысли маленькой Ле зацепились за это слово и заметались вокруг него. «Если не счастливо, то со смыслом!» – успокоила себя Ле и тут же решила поинтересоваться о смысле жизни у суперняни, как только они дойдут наконец до дому.

– Еще эти холмы пройти, и потом еще холмы пройти, и потом еще, и мы дома! – радостно закричала Пипа, указывая куда-то вдаль.

Вдали, на вышеуказанных холмах, нарисовалось облачко пыли. Это была повозка. На вершинах дождевая вода не застаивалась, дорога высыхала быстрее, чем в низине, там было пыльно.

– Может, мы дальше на повозке поедем… – полуспросила-полуразмечталась Ле.

Бьорки никак не прокомментировал это.

– Ха! – скривила мордочку Пипа. – Он туда-а едет, а мы во-он туда идем. В другую сторону! Не, ты – дура, и тебя не возьмут в Фтопку!

– Можно предложить вознице пончиков, чтобы он развернулся и поехал в нашу сторону, – робко предложила Ле, умоляюще глядя на брата.

– У нас нет пончиков, мы все съели, – уклончиво ответил Бьорки.

На самом деле он понимал, что столь сложный ход может их выдать: детям-аборигенам и в голову бы не пришло просить их подвезти, предложив бартер.

– Во-от! Твой брат понимает, что у нас пончиков нет, а ты – нет! – заявила Пипа. – Его, может, и возьмут в Фтопку, а тебя все-таки нет!

Повозка-колымага между тем приближалась. Это был примитивный паровой автомобильчик, убогий и разваливающийся. Им управлял толстый бородатый дядька в красной рубахе, очень гордый тем, что умеет дирижировать столь сложным транспортным средством. Для усиления эффекта дядька периодически со свистом выпускал пар из трубы и оглушительно хохотал – густым баритоном, до баса не доходил. Но и без баса все выглядело достаточно колоритно. Ле остановилась, пораженная сценой.

– Это очень хорошо, что тебя не возьмут в Фтопку! Мы же теперь подружки!

– Подружки, – привычно подтвердила Ле, не сводя глаз с дядьки и его колымаги.

– Навсегда! – гордо продолжила Пипа.

– Навсегда, навсегда, – механически согласилась Ле и повернулась к брату: – Если мы пообещаем ему дать много пончиков, когда он нас довезет, то…

– То тебя точно немедленно заберут в Фтопку! Не выдавай нас! – прошептал Бьорки, наклоняясь к сестренке так, чтобы Пипа Мумуш ничего не услышала.

Но Пипа не услышала ни последние слова Ле, ни ответ Бьорки. Она уже бежала навстречу повозке, радостно размахивала руками и что-то кричала. Ну, ее можно понять: не каждый же день судьба балует встречами с самоходными тележками!

Первая гряда холмов была преодолена без приключений, если не считать найденной Пипой большой пуговицы. Находка необыкновенно порадовала девочку. Она немедленно заявила, что это теперь ее новая игрушка, но она когда-нибудь обязательно ею поделится с Ле, потому что они же теперь подружки, навсегда, и…

– Навсегда, – в очередной раз кивнула Ле и подумала о том, что Пипа – очень добрая девочка, а вот она, Лещща, никогда не сможет поделиться своими игрушками с Пипой, даже про Жан-Поля ей нельзя рассказать, потому что…

Лещща сунула руку в карман и – о ужас! – Жан-Поля в кармане не было!!!

Ле остановилась и побледнела.

– Что такое? – Бьорки был очень внимательным братом – как все братья Земли-28 – и в критических случаях мог нарушать правила приличия, задавая прямые вопросы.

– Я потеряла игрушку, – пролепетала Ле.

– Ха-ха-ха! – развеселилась Пипа. – У тебя не было никакой игрушки! Это ты специально так говоришь, потому что у меня есть пуговица, а у тебя нет! И не было!

Она показала язык подружке, а потом покрутила перед ее носом только что найденной восхитительной пуговицей с двумя дырками.

– Это плохо, – сказал Бьорки. – Я думаю, что ты потеряла игрушку, которую… которая… Которая появилась у тебя давно… Еще до того, как мы приехали жить в… по… по соседству с Пипой и Мамашем.

– Ты правильно думаешь. – Ле опустила голову, ей было очень стыдно. – Я взяла… в кармане… а теперь там ничего нету…

Ей сто раз говорили, что вообще не рекомендуется брать лишние вещи на Землю-75, а уж выносить из деревенского дома что-то, сделанное по сложным инопланетным технологиям… Лещща очень расстроилась. Ее глаза наполнились слезами. Она присела на корточки, обхватив голову дрожащими руками, и всхлипнула.

Пипа обалдела. Вот так переживать из-за игрушки? Из-за пуговицы, или дощечки, или что там за ерунда у нее могла быть? Если бы у Ле была настоящая игрушка, она бы наверняка уже ею похвасталась.

– Это очень плохо, – тон Бьорки был серьезен, – но мы не будем возвращаться, чтобы найти. Мы не успеем. Нам надо идти домой.

Ле опять всхлипнула.

– Тебе надо встать и идти домой, нам надо домой, – повторил Бьорки. – Мы скоро будем дома и… Там поговорим.

– И пончиков поедим! – добавила Пипа. – А игрушка – это ничего. Это бывает, что теряешь. Я тоже очень расстраивалась, когда что-то теряла. Но это раньше, пока мне десятый укол не сделали. Пока я глупая была – как ты.

– Вставай, пожалуйста, мы должны идти, – не обращая внимания на Пипу Мумуш, продолжал Бьорки. – Ты очень хорошая девочка, хорошая сестра, все будет хорошо. Но сейчас нам надо идти домой.

Ле поднялась, посмотрела на брата, пролепетала что-то невнятное – что-то вроде того, что он – самый лучший брат на свете и, конечно, они должны идти, – а потом опять села на корточки и заревела.

Бьорки и Пипа стояли над ней с двух разных сторон и чесали затылки. Если бы Бьорки был в своем обычном виде, он легко мог бы поднять сестренку на руки и понести. Но он был в облике двенадцатилетнего мальчишки – причем далеко не крепкого телосложения.