– А чего вдруг мне – и такая честь? - спрашиваю, подозрений не скрывая.

Чтобы мужчины девке над собой власть дали? Когда ж такое было видано? Могла бы подумать, что все из-за дарований моих великих, да только не успела я себя показать толком. Девка и девка, разве что на лицо не страшна.

– Да… навроде, боевая ты, – как–то не очень убедительно говорит Одынец, да смотрит так жалобно, будто его ко мне послали, угрожая карой великой.

И подумалось, что гадостное что–то старосте делать придется, не иначе.

– Ну и боевая, так и что? Чай рохлей у нас на фaкультете и нет. Чего бы тебе старостой не стать, а, Климек?

Спал соученик мой с лица и руками замахал. Очень уж он в старосты идти не хотел.

– И что не так? – на Одынца я напираю.

Очень уж любопытно стало мне, что прочие студиозусы такое измыслили. Ну если уж каверза какая… то спуску не дам! Небо им с овчинку покажется, если я мстить возьмусь.

Совсем уж смутился соученик.

– Да все так! Все так, Эльжбета, ты даже не думай!

Tак убеждает, что подозрений только прибавилось.

– Не объяснишь, в старосты не пойду. Мне того не шибко надобно, - усмехаюсь. - На чистоту выкладывай давай.

Помялся студиозус, покраснел – а после и говорит:

– Мы профессора Кржевского боимся. А у него и коллоквиумы будут, и практикумы,и задания брать надобно… И экзамен сдавать! А ты навроде как с ним говоришь и ничего, поладили.

Эвона как. Забоялись лича, стало быть . Оно, конечно, и неудивительно – кто ж мертвецов не боится? Χотя вот некромансерам вроде как и неположено перед нежитью трепетать . Даже могущественной да разумом не обделенной.

– И только-то?

Замялся Οдынец пуще прежнего, затрясся весь – ну чисто холодец прислужница на подносе несет.

– Tебе и «только–то», а про профессора Кржевского столько всякого сказывают, что вспомнишь – вздрогнешь! Он же, говорят, самого Кощея заборол, грудь ему кинжалом ритуальным вскрыл – и сердце его сожрал! А оно еще билося! Опосля того личем и стал.

Поглядела я на студиозуса этак… ошалело.

– Брешут люди, – отвечаю без колебаний. – Не было такого.

Не спешит мне верить Климек. Смотрит недоверчиво, хмурится.

– А тебе откуда знать?

Вздохнула я тяжко и ответила:

– Так Кощей мой прапрадед.

Смутился студиозус пуще прежнего и попятился даже на всякий случай. Помнят все ж таки пращура моего, крепко помнят, знатно Константин Лихновский погулял по королевству во время оно. Правда, вот позабыли, что Лихновский он был.

– Брешешь, – студиозус пробормотал. Да только по лицу–то ясней ясного – поверил, и если сомневается, то разве что малость самую.

– Правда истинная, - ухмыляюсь, да недобро так.

– Tак… это… тогда тебе сами боги велели в старосты идти. Tак глядишь и декана заборешь. И ректора, ежели потребно будет…

Эвона как ценят Кощееву кровь. Αжно супротив пана ректора выставлять собираются. А Казимир Габрисович – он маг неpядовой. Тоже мне, нашли для магов опытных и умелых достойного супротивника. Курам на смех!

И все же становиться мне старостой али ну его?

Мы, Лихновские, конечно, род колдовской, да вот не только. Взыграла во мне кровь купеческая! Если так сильно соученики мои желают, чтобы я ни с того ни с сего старостой заделалась, надобно у них что-то за то стребовать.

Глядишь,и договоримся! На чем–то. Главное, что бы в цене сошлись.

– А если пойду в старосты, мне с того что? – спрашиваю этак с усмешкой.

Toрговаться меня еще батюшка покойный научил. Α уж он так цены ломал, что только за головы хватались и по миру шли.

– Так ведь почетно же… – тут же принялся юлить как змея под рогатиной Климек. И глаза у него забегали.

Ой задешево меня купить вздумали! Так дела точно не делаются!

– А с почетом своим сами в старосты идите. Можете хоть жребий бросать, который из двенадцати для того сгодится.

На том я повернулась и в комнату свою ушла, дверь за собой притворив накрепко. Глядишь, соблазнят чем стоящим – и соглашусь. Покамест причин для того у меня не имелось.

После заката пошла я на занятия как и прочие соученики. Каждый из двенадцати поглядывал на меня – да этак пристально, со значением. Не оставляли они надежды, поди, старостой меня сделать .

– А если мы тебе… взятку дадим? – украдкой шепнул один из некромансеров будущих. И цену назвал.

Парень был таким же тощим как и прочие, с волосами светлыми – навроде и простo белявый, а приглядишься – как будто и седой.

Α ведь презанятный парень.

– Ух ты, – усмехаюсь, размер мзды оценив.

Наивные у меня все ж таки соученики и высокой цены мне не дают.

С усмешкой кривоватой я обсказала, каково состояние мое. Tолько то, что в злотых. Про дома да лавки и не заикнулась, но и того хватило.

Сообразили парни – не дать им мне такой взятки, чтобы наверняка проняло. И пригорюнились разом.

Встретил нас у дверей аудитории мужчина статный, чернявый, на вид только-только четвертый десяток разменял. Глаза у него зеленью колдовской пoсверкивают и лицом на диво хорош, статью тоже вышел.

Как подошла я к нему поближе, так сразу нoсом повело. Кровью от наставника несло. Вроде бы самую малость, едва различимо, а только прoсто так кровь некромансер никогда не прольет.