— А я Роня, — он осторожно сжал ее теплую ладонь. — Андрей… У меня есть имя. Я, знаешь, тоже рисую, когда нужно сдавать сессию. Но вообще, я рисовать так и не научился. Мне нравится больше придумывать.

— А ты куда сейчас? — спросила Коша.

— Даже не знаю, — пожал плечами Роня. — Куда-нибудь.

— Тогда пойдем вместе!

Они вышли из разрушенного дома на теплый тротуар.

Весь день они бродили по Васильевскому и по Петроградской, время от времени играя на флейте, чтобы проверить ее способность вызывать ветер. Странная игра захватила их.

Они уже возвращались назад, когда косой луч вечернего солнца вычертил на фоне бронзово-голубого неба отливающие в красноту черные силуэты Сфинксов.

— О! Давай отдохнем немного на набережной, — предложила замотанная счастьем Коша. — Так хочется умыться!

Они добрели до гранитных фигур и спустились к воде.

Коша сняла сандалии и села прямо на камень, опустив ноги в Неву.

— Холодная… — сказала она с удовольствием.

Зачерпнув воду горстями, ополоснула лицо. Новый знакомый улыбнулся своей странной улыбкой и осторожно взял флейту. На этот раз у него получилось достаточно хорошо. Звук потек ровный густым потоком.

— Вот, — сказал он и наклонил голову, разглядывая силуэт черноволосой девушки.

Она одобрительно посмотрела на Роню и тряхнула челкой. Вода отбрасывала на лицо зеленовато-золотистые блики. На верхушках волн вспыхивали маленькие ослепительные солнца.

— Дай! — сказала Коша и требовательно протянула руку к флейте.

Она поднесла ее к губам и выдохнула долгое-долгое бархатное «фа». Когда нота кончилась, Коша сладко улыбнулась и снова набрала воздух. Вторая нота была еще прочнее первой, наполняясь постепенно внутренней упругостью, словно стремнина реки.

Внезапный порыв ветра плеснул волной, обдав холодными брызгами.

Коша засмеялась и отвернулась от воды. Она увидела, как новый друг улыбается ей теплой открытой улыбкой и засмеялась. Вдруг она оглянулась. Лицо приобрело настороженное кошачье выражение. Роня оглянулся следом.

Наверху, около правого Сфинкса, неподвижно стоял человек в темной шелковой рубашке и шелковом темном пиджаке. Он не шевельнулся и не улыбнулся, словно и не видел их вовсе. Но его присутствие незримо изменило саму пустоту. Откуда не возьмись в небе появилась лиловая тучка. По реке пробежала рябь. И воздух зазвучал низкой, почти неслышной нотой. Волна снова плеснула на гранит, намочив Кошины брюки.

Она с воплем вскочила на ноги.

— Ну вот! — воскликнула она. — Я совсем мокрая…

И засмеялась.

Когда она снова подняла голову, возле Сфинксов никого не было. От набережной неспешно отъезжал черный «Лексус».

(Рита)

Сфинксы вызвали воспоминание из вчерашнего дня. Быстро мелькнула фигура человека в черном пальто, стоявшего возле них на набережной, когда они ехали в «Каземат». Человек, которого не смел коснуться снег.

И этот факт разбудил в Рите психолога и работника Конторы одновременно.

Она машинально отметила:

— По шкале F — наверняка десяточка, по шкале G — 2, по I — троечка, по B — десятка, N — три-четыре, а то и меньше. 16 личностных факторов MMPI.

Рита поежилась. Зимний холод медленно сочился из окна, но все же заставил мышцы окоченеть. И начало клонить в сон. К тому же Рита подумала, что так можно легко простыть, что было бы совсем некстати. Решив, что пора погреться на кухне (несмотря на запах селедки), она достала из кармана сигареты, зажигалку и, прикурив, решила перебраться туда.

(Коша)

Расставшись с новым приятелем, Коша брела по Малому проспекту вдоль кладбища, без особых мыслей в голове. Васильевский к вечеру опустел. Городская суета сместилась к станциям метро и в центр города. Гигантские тополя на кладбище сухо шелестели листьями. Показался угол 16-ой линии, где было кафе Зыскина.

Она решила зайти туда. Найти кого-то из приятелей. Или сходить на концерт в «Там-Там».

Коша издали увидела, как в арку въехал серебристый джип. Машина резко сверкнула бликом низкого уже солнца и пропала в глубоком провале тени. Прополз со скрипом полупустой троллейбус. Пробежала, нюхая углы, собака. На перекрестке Коша остановилась, чтобы пропустить появившийся невесть откуда грузовик, и закрылась рукой от вихря пыли, поднятого колесами.

И во всем этом был четкий волнующий ритм, внутренне совпадая с которым, Коша чувствовала необыкновенную легкость и могущество. Будто мир был — огромные тяжелые качели, которые она могла, попав в резонанс, подтолкнуть, чтобы он раскачался еще сильнее.

Каша счастливо рассмеялась. Конечно, это так только кажется. Ну и пусть. Зато — весело.

Пыльная дверь в скошенном углу двухэтажного домика открылась, и на тротуар вышли Зыскин с Котовым. Они о чем-то бурно спорили. Вернее бурно спорил Котов, как обычно, размахивая руками и подпрыгивая вокруг собеседника. Зыскин поднимал брови и что-то тихо говорил сложенными бутоном губами, едва шевеля маленькой женственной рукой.

Из арки выехала «Волга» и остановилась около парочки.

Коша поспешила перебежать дорогу, чтобы поздороваться.

Дверь «Волги» распахнулась, и Котов полез туда своим массивным энергичным телом. Он уже был хорош. Зыскин, заметив Кошу, помедлил.

— Привет! — крикнул он, щурясь на солнце.

— Привет! — улыбнулась Коша. — Ты насовсем?

— Да! — кивнул Зыскин. — Там тебя ждет Муся.

— А-а. Ну пока… — не особо печалясь, сказала Коша и скрылась в здании.

Гулкая прохлада лестничной рекреации, легкий запах сортира, пустые пивные бутылки на пыльном коричневом кафеле. Пустой, с поломанными вешалками гардероб.

Коша вошла в бар, оттянув тугую, обитую черным дермантином дверь.

Муся увидела подругу, высунувшись из деревянной секции бара.

Она патетически всплеснула руками и воскликнула:

— Где ты шляешься? Я жду тебя целых два часа! Я уже устала ждать!

Коша рассмеялась.

— Привет! По тебе театральный не плачет?

— Ну и пусть плачет. А я — нет! — трагически ответила Муся, опустив глаза. — Я в театральный не хочу. Мне придется трахаться с гадкими немытыми режиссерами. А я люблю это делать по своему желанию. Где была?

Коша плюхнулась на сидение напротив подруги и огляделась.

— Кто тут есть-то?

В дальнем углу кафе, за столиком отгороженным ширмой, мелькнула рыжая голова молодящегося пожилого человека. Вокруг его головы одуванчиком торчали светло-рыжие волосы, как у «блондина в черном ботинке». Очки как-то очень агрессивно блеснули, чиркнув темноту парой золотых вспышек. Он улыбнулся, блеснув ровным рядом зубов. И сложил под подбородком руки, показав татуировку в виде жука, нанесенную на запястье…