Когда я прихожу, папочка обычно занят какими-то процедурами, швами, шлифовкой кожи, поэтому я развлекаюсь, перебирая препараты в шкафу, дверь которого обычно закрыта от сестер и уборщиц, но папочка давным-давно дал мне код – на случай, если мне что-то понадобится, а он будет занят.

Норкурон, последняя навязчивая идея ФБР, упакован, как может рассказать вам любой хирург, в коробочки по десять ампул, а в каждой ампуле – десять мг векурониум-бромида. Шприцы уложены по пятьдесят в коробку, пластиковые, одноразовые, как случайный секс на вечеринке. Скальпели без лезвий хранятся в стерилизованном контейнере, лезвия от них – в отдельной коробке. Латексные перчатки вытаскиваются из специальной коробки, как «клинекс», они безразмерные.

Обычно пока я копаюсь в шкафу, папочка уже поджидает меня в ординаторской, отмываясь после работы. Если он знает, что я здесь, то старается побыстрее разобраться с тем, что осталось от подтянутого им лица. Такова его система приоритетов.

– Где ты была? – спрашивает он, подозревая, что я опять что-то стянула из шкафчика с медикаментами, пусть даже и не такое опасное, как норкурон. – Ты все время что-то берешь.

Потом он спрашивает, хочу ли я с ним пообедать, выбор места за мной, он угощает. Я улыбаюсь и, конечно же, соглашаюсь. Он торопливо переодевается в уличную одежду.

Пол Грей и его жена сидят напротив меня в винном баре «Латинский квартал», не имеющем никакого отношения к Латинскому кварталу. Бар находится в Хейс-Вэлли – новомодном местечке Сан-Франциско, хотя оно все еще напоминает трущобы, каковым и было, пока вдруг не вошло в моду.

За выпивку плачу я, ведь мы с Полом однокашники, к тому же Пол занимается пиаром. В издательском бизнесе работа неотделима от удовольствий. Иногда мне кажется, что моя жизнь – одно сплошное уклонение от уплаты налогов. А иногда напоминает принудительные работы.

Пол только что женился, поэтому за разговором все время вертит на пальце обручальное кольцо. Она из Род-Айленда, ее зовут Клэр, она недоверчиво смотрит на мужа, попивая белое «бордо».

На Клэр – светлое хлопковое платье, сквозь которое просвечивает тело. Не успеваю я расспросить Пола о способах воздействия на публику, как она принимается рассказывать про их путешествие в Напу.

– Они называют ее страной вина, потому что там выращивают виноград для «шардоннэ», «каберне-совиньон».

– Глория в курсе, Клэр, она здесь живет.

– Но, может, ей не доводилось ездить на эти экскурсии. – Она поворачивается ко мне. – Вы знаете, что пробки можно использовать повторно?

– Да.

– Значит, вы хорошо знаете Напу.

– Честно говоря, я не выношу эту гребаную Напу. Я не выношу весь штат Калифорния. Вы представляете, как это ужасно – быть единственной в своем квартале, кто выписывает каталог «Сотби»?

Пол так гремит своим пейджером, точно пытается найти игрушку-сюрприз в коробке «Крекер Джек».

– Мне нужно на это ответить, милая. – Он встает, мы обе смотрим на него, он мне подмигивает.

– Не понимаю, почему Полу нужно так часто висеть на телефоне. Он раздражается, если я слышу его разговоры.

– Он и раньше был таким же, когда мы с ним были вместе. Когда вы поженились?

– В этот вторник будет семь месяцев, – автоматически отвечает она и тут же недоверчиво глядит на меня: ясно, что он ей никогда об этом не говорил. – Он постоянно висел на телефоне, когда вы вместе… учились?

– Когда мы учились, мы были вместе, если вы об этом. Вместе, потом не вместе, потом снова вместе. Он не из тех, кого можно назвать надежными. – Я отпиваю вина. – Не представляю, почему он вдруг решил жениться.

– Он женился на мне.

– Вы хорошо владеете собой, Клэр. Наверное, поэтому вы ему понравились.

– Вы всегда… были такой, как сейчас? Не могу себе представить, что Пол мог встречаться с преступницей.

– Преступницей? – Слова иногда могут так будоражить, они тают, как крупинки сахара на языке.

– Мы читали об этом в газетах, да и Пол говорил.

– Пол тоже преступник, – парирую я. – Мы с ним воровали тюльпаны с клумб возле кампуса, чтобы украсить мою комнату. Мы срезали их старыми портновскими ножницами, а если не получалось срезать, выдирали прямо с корнем, а потом обламывали стебли. У меня большая комната, иногда мы крали по нескольку дюжин, чтобы ее заполнить. – Мы с Полом были соучастниками в этом преступлении.

Но Пол уже возвращается, плюхается в свое кресло, убирает записную книжку в карман блейзера.

– Удачно позвонил, милый? – злобно улыбается Клэр. – Глория все мне рассказала о ваших студенческих временах.

– Ну, я не успела рассказать о жестких сексуальных играх.

– Глория говорит, что ты в колледже нарушал закон. И что вы тогда были вместе.

Прежде чем я успеваю тщательно обдумать месть за этот телефонный перерыв, к нам подходит официантка. Немного похожа на меня, и прическа такая же, очень недурна собой. Пол тоже обращает на нее внимание.

Клэр делает заказ. Я заказываю. Пол таращится на меня. Я заказываю для Пола. Клэр пристально смотрит на меня.

Когда официантка уходит, Клэр заявляет, что намерена отправиться в дамскую комнату, и я желаю ей хорошо провести время.

Она медлит, потом понимает, что я с ней не пойду, а Пол на нее даже не смотрит. Зацепившись сумочкой за стул, она уходит, производя невообразимый шум.

– Ты ничего не рассказал жене о наших с тобой забавах.

– Ну, я уверен, что ты старательно исправила мою оплошность.

– Ты ушел звонить, Пол, и оставил меня с ней.

– Мне позвонил клиент.

Я прижимаюсь носком туфли к его ноге:

– Может, я тоже намерена стать твоим клиентом. – Я поглаживаю его по ботинку.

– Моим клиентом?

– Люди распространяют обо мне слухи. Но ведь вполне возможно, что я невиновна.

– Я никогда не занимался пиаром подозреваемого в убийстве, – улыбается он.

– Продажи упали на двадцать процентов и, если верить Дмитрию, продолжают падать.

– Если тебе требуется побольше знаменитостей на страницах журнала, я буду счастлив предоставить их абсолютно бесплатно.

– Да не хочу я никаких гребаных знаменитостей. «Портфолио» не журнал о звездах, и теперь я отвечаю за него.

– Но без известности…

– Не надо, еб твою мать, учить меня, как редактировать мой гребаный журнал. – Нога Пола отползает прочь. – Прости. Просто все твердят «звезда, звезда», но никто ни хрена в этом не понимает. Они не видят, что я пытаюсь сделать нечто совсем другое.

– Ты хочешь создать свой «Алгонкин». Но «Алгонкин» прогорает, Глория. И всегда будет прогорать. Его бы не существовало, если бы Арт Рейнгольд не поддерживал его за счет прибыли от своих бульварных газетенок.