Время от времени ее навещали султанские сестры. Приезжали всегда вдвоем, демонстрируя свою дружбу и силу, спрашивали, нет ли новых известий от Повелителя?

– Повелитель, да продлит Аллах дни его, здоров, насколько позволяют условия похода, все в порядке, – отвечала Роксолана. – Шехзаде тоже здоровы, армия полна решимости победить шаха Тахмаспа.

Ожидала насмешек по поводу постоянных стычек с персидским шахом и неспособности справиться с ним уже столько десятилетий. Была готова ответить, что, вероятно, советы их мужей не доходят до ушей Повелителя, иначе он непременно воспользовался бы и уже одержал победу над проклятым Сефевидом.

Не спрашивали, Фатьму Султан и Шах Хурбан Султан мало волновали военные действия в далекой Персии, куда больше то, что творилось в Стамбуле. А в Стамбуле не творилось ничего, город жил, как жил раньше.

Но это только внешне, за дворцовыми стенами, за коврами, занавешивающими эти стены, за занавесями на окнах бурлила невидимая со стороны жизнь. Отсутствие Повелителя и многих пашей в столице вовсе не означало, что клубок змей перестал шевелиться.

Роксолана приехала в Старый дворец проверить порядок в гареме, ведь, собственно, гарем так и остался там. В Старом дворце жили отвергнутые султаном постаревшие наложницы, те, кто не вышли замуж, старые рабыни, множество никчемных служанок, уже мало на что способных из-за возраста… Обычное дело: те, чье время прошло, всегда доживали век вдали от султанских покоев. После девяти лет пребывания в гареме одалиски имели право уйти, получив домик и немаленькое содержание, но совершенно неприспособленные к жизни вне дворцовых стен, они обычно брали содержание и оставались в гареме.

Это сотни злых языков, только и способных создавать сплетни, иногда столь нелепые, что диву даешься. Но если стольким женщинам столько лет нечем заняться, они невольно начинают сплетничать.

Самая старшая женщина в Старом дворце – Гульфем Хатун. Когда-то у нее была приставка Султан, но после смерти единственного сына, Гульфем такой приставки лишилась. Она все еще была красива, сильно похудела с тех пор, как любимой наложницей, а потом и законной женой стала Хуррем, к самой Роксолане относилась с уважением, по себе зная, как это трудно – не только завоевать внимание султана, но и долгие годы удерживать его.

Гульфем не дружила с Махидевран, да и как могли дружить откровенные соперницы, но сама Гульфем выбыла из борьбы после смерти от проклятой оспы двух сыновей. А вот Махидевран была соперницей Роксоланы до сих пор, ведь ее сын шехзаде Мустафа мог стать султаном в любой день, а значит, уничтожить сыновей Роксоланы и сделать ее собственную жизнь невыносимой.

Роксолана не сомневалась, что приди Мустафа к власти, ей самой пришлось бы переехать вот сюда – в Старый дворец, а потому смотрела на стены, за которыми начала свое восхождение от положения рабыни к положению главной женщины империи, новыми глазами. Все казалось маленьким, тесным и запущенным.

В Старом дворце остался главным евнухом Ибрагим, бывший кизляром-агой после смерти валиде Хафсы Айше. Роксолана так и не узнала, что это его руки затянули смертельную петлю н шее маленького внука Махидевран.

– Ибрагим-эфенди, – Роксолана не пожалела уважительного «эфенди» для заметно постаревшего евнуха, растолстевшего, как бочка и едва передвигавшего ноги из-за возраста, – вам не нужны помощники?

– Вы считаете, что я не справляюсь, сул танша?

– Конечно, справляетесь, Ибрагим-ага, но многие слуги в гареме в возрасте, им трудно уследить за всем. К тому же пора сделать ремонт во многих помещениях… Когда на что-то не хватает денег, говорите мне, не стесняйтесь. Те, кто принадлежит гарему Повелителя, должны ни в чем не знать нужды. Я знаю, вы очень скромны, а потому буду сама приезжать и определять, что еще необходимо сделать, чтобы у вас не было необходимости просить деньги.

В непогоду Старый дворец смотрелся особенно неуютным, деревья в небольшом саду качали голыми ветками, словно приветствуя ее и напоминая не столько о том, что она здесь начинала, сколько о том, что могла сюда попасть.

Роксолана слегка поежилась, вдруг осознав, что никогда не воспринимала эту угрозу серьезно, а зря, ведь была очень близка к такому развитию событий…

Невесело усмехнулась сама с собой: пожалуй, стоит больше внимания уделять Старому дворцу, вдруг придется в нем жить?

Знала, что не придется, что теперь она мать следующего султана, валиде, а значит, до самой своей смерти будет главной женщиной империи, но осознание шаткости недавнего положения заставило ее действительно озаботиться Старым дворцом. Они обходили покои, намечая, что нужно сделать, чтобы стало уютней, где что починить, покрасить, обновить, заменить…

– Достаточно ли средств на питание и обогрев, Ибрагим-эфенди?

– Достаточно, госпожа, достаточно… – согнулся пополам, несмотря на свой возраст евнух. Только бы не стала проверять!

Роксолана прекрасно понимала, что немалая доля средств, выделяемых на содержание старого гарема, уходит в карман главного евнуха, удивлялась, зачем ему это нужно, ведь живет на всем готовом, детей не имеет, но не спорила, в глубине души алея кастрата, у которого судьба так жестоко отняла возможность нормальной жизни.

Она не оправдывала воровство, но понимала, что начни бороться, получит такую ответную волну гадостей, в которой можно утонуть.

И вдруг Роксолана заметила чужие носилки и евнухов.

– В гареме гости?

Ибрагим-ага постарался поклониться так, чтобы не увидела выражения лиц:

– Да, госпожа. К Гульфем Хатун приехали госпожи Фатьма Султан и Шах Хурбан Султан.

– И часто они здесь бывают? – в голосе Роксоланы помимо ее воли зазвенел метал.

– Нет, госпожа. Да, госпожа.

Значит, бывают… Гульфем одна из немногих, кто не делал откровенных гадостей Роксолане. Просто они никогда не были соперницами, когда Роксолана стала единственной, Гульфем уже стала Хатун. Сама султанша не обижала бывшую наложницу, помня каково это – быть в гареме не первой…

– Зайду и я к Гульфем Хатун.

По тому, как закрутился старый евнух, поняла, что не все так просто, что-то было еще, кроме визита султанских сестер.

Да что ж им не живется спокойно-то?!

Роксолана решительно двинулась в те покои, откуда доносились голоса и музыка. Ого, там веселье?

Кто-то из служанок успел предупредить, Роксолану ждали…

Она уже давно не бывала на праздничном веселье в гареме, за последние годы и отвыкла от нескончаемой болтовни сразу многих голосов, сопровождаемой напевами сразу нескольких певиц и звуками музыкальных инструментов, журчанием воды в фонтане и хихиканьем. А еще больше от пестроты и запахов.

Пестрым было все: роскошные ткани нарядов, вышитые туфельки, подушки, накидки, ковры… а еще изразцы и роспись на стенах и потолке… К ярким краскам добавлялось сверкание драгоценных камней и золотых украшений… безумие красок множилось в зеркалах и начищенных поверхностях посуды, изразцах…