– И что я буду делать с этими деньгами? Дай бог, если мне хватит снять на пару месяцев квартиру. Даже на продукты не останется.

– Я-то тут при чем? – всплеснул руками Филипп.

– Как это при чем? Ты меня сбил! А потом силой затащил сюда. Вместо того чтобы позаботиться об оказании мне первой медицинской помощи. Ни «Скорую» не стал вызывать, ни милицию. Испугался потому что… Можно я возьму еще сыру?

От возмущения у него перехватило дыхание. А пигалица не так проста, как ему показалось с самого начала! Но ничего, он и не таких девчонок встречал. Сейчас он ей покажет!

– Слушай меня внимательно, девочка, – Филипп решительно отодвинул тарелку с сыром на другой конец стола. – Я тебе помочь хотел. Но больше всего на свете я ненавижу наглость. Одевайся. Сейчас я отвезу тебя к метро. А насчет милиции… Запомни, милая, ты никогда и ничего не сможешь доказать.

Она помолчала некоторое время, словно переваривала информацию. При этом на ее лице продолжала цвести спокойная, уверенная улыбка. Девушка не волновалась и не злилась, и это казалось странным. Наконец она заговорила:

– Я все поняла. А теперь послушай меня ты. Наверняка свидетели есть. Если я обращусь в милицию, то они опросят жителей соседних домов, продавцов круглосуточных ларьков, прохожих. Наверняка кто-нибудь что-нибудь видел. Потом – на твоей машине вмятина. А на моей ноге… – Она подняла полотенце, и он увидел уродливое сине-фиолетовое пятно чуть выше круглого белого колена. – А на моей ноге – синяк. Так что решать тебе. Но советую хорошо подумать, прежде чем выгонять меня. – Она неожиданно протянула руку и погладила его по волосам, он инстинктивно отстранился. – Не волнуйся, я буду прилежной соседкой. Убираться буду и готовить. А если почувствую, что ничего у нас не получается, сразу же уйду.

Филипп вскочил со стула. Он чувствовал себя героем затянувшейся психологической мелодрамы. Самое главное, что она, черт возьми, была права! Права на все сто! Она и сейчас сможет обратиться в милицию, и тогда его вина будет легко доказана. «Но что ей от меня надо?! Может быть, ее специально кто-то послал? Нет, это невероятно, никто не мог знать, что я поеду именно по Ленинскому!» А что, если… Филипп улыбнулся. Кажется, он нашел выход.

Девчонку придется оставить здесь – по крайней мере, еще на несколько дней, максимум на неделю. Он купит ей специальную дорогую мазь – и через неделю от ее уродливого синяка не останется и следа. За это время над его «Маздой» успеет поработать знакомый автомеханик. Тогда ее заявление потеряет актуальность, и он с чистой совестью сможет выставить ее вон.

– Ладно, – он придал своему лицу комичное выражение, – ладно, вижу, ты уже все рассчитала.

– Да, я такая, – она «купилась», она думала, что это искренний комплимент. – Тебе надо на работу?

– Да. Скоро пойду.

– Замечательно. А я приготовлю для тебя ужин.

Он пожал плечами и оставил ее хлопотать на кухне. Ева с энтузиазмом загремела кастрюлями, что-то напевая себе под нос. Голос у нее был слабый, но приятный, грудной.

Молодой человек надкусил огромный бутерброд с колбасой и принялся внимательно рассматривать черно-белые фотографии, веером рассыпанные перед ним на кухонном столе. То, что было изображено на этих снимках, мгновенно отбило бы аппетит у любого нормального человека. А он – ничего. Ел. Ел торопливо и неряшливо, время от времени собирая обслюнявленным пальцем крошки со стола и отправляя их в рот.

«Гнида… Какая же гнида, – бормотал он еле слышно, откладывая очередной снимок в сторону, чтобы вновь вернуться к нему через несколько минут. – Ну ничего, я тебя найду… Поймаю!»

Обнаженная девочка лет десяти-одиннадцати, тощая, испуганная, безгрудая, сидит на коленях у смуглого «качка». Его короткопалая рука покоится на ее безволосом лобке. На следующей фотографии – эта же девчонка лежит на странно круглой кровати, ее бледненькие костлявые руки связаны широким кожаным ремнем. Громила склонился над ней, вот-вот его огромный пенис («Не исключено, что накладной», – решил он) вопьется в розовую влажную мякоть.

На фотографиях этих в мельчайших подробностях было заснято изнасилование ребенка.

Когда телефонный звонок разбил на мелкие осколки тишину уютно полутемной кухни, молодой человек вздрогнул и выронил на пол бутерброд.

– Какого черта… Не могли попозже позвонить… Сказал же русским языком, чтобы не беспокоили.

Но трубку все же снял.

– Валичка! – Голос по ту сторону телефонной трубки был звонким и бодрым. – Как хорошо, что я до тебя дозвонился!

– Что тебе? – неприветливо буркнул он, но невидимый собеседник не обиделся.

– А у меня к тебе большая-пребольшая просьба! Надеюсь, ты меня выручишь. Помнишь, как я тебе два раза одалживал денег до зарплаты?

– И что? Я все вернул.

– Знаю!.. Валичка, сделай вместо меня материал о радиации! – Голос в трубке стал умоляющим. – Пожалуйста, Валик! Меня загрузили работой, просто жуть. А ты же знаешь, свадьба у меня скоро. Готовиться надо.

– У меня у самого времени нет. Извини.

– Но ты же сейчас ничем не занят! – возмущенно завопила трубка. – Ты такой же штатный корреспондент, как и я! Но на мне висит четыре материала, а ты уже две недели не можешь сдать одно идиотское интервью.

– Сам же знаешь, у меня спецзадание. Я работаю по нему.

– Так уж прямо целыми днями? – ядовито поинтересовалась трубка. – Все хочешь поймать этого маньяка?

– Я поймаю.

– Флаг тебе, конечно, в руки, Валичка. И барабан на шею. Да вот только все у нас считают, что бесполезно ты это все затеял. Детская порнография… Тебе не выследить.

– Считайте, что хотите! Мне все равно.

– Вот ты, значит, какой. Я тебя по-хорошему, по-человечески прошу, а ты…

– А я не человек, – усмехнулся он.

– А кто же ты? – изумилась трубка.

– Я журналист.

Сухо рассмеявшись, он швырнул трубку на рычаг. А потом, подумав, резко выдернул из розетки шнур. Вернулся на кухню.

– Это будет сенсационный материал, – сказал он вслух. – Вот увидите, я достану эту гниду. Обязательно достану. И уничтожу.

На углу кухонного стола лежал серебристый портативный компьютер – в захламленной, бедно обставленной кухне он смотрелся инородным элементом. Валик откинул изящную крышку, выбрал самый большой шрифт и напечатал: «Лучше остановись, подонок. Я все про тебя знаю».

По своему обыкновению, Филипп не вошел, а ворвался в ресторан «Садко», где договорился встретиться с Маратом Логуновым, чтобы обсудить работу над календарем. Марата ни за одним из столиков он не увидел. Собственно, ничего другого от главного редактора «Плейхауса» Филипп и не ожидал. Он раздраженно вздохнул – он терпеть не мог одиночества. Одиночество – это остановившееся время. Остановившееся время – это она. Азия.