пляже Монтевидео. Я буду министром, а вы профессор откроете клинику для больных головой диктаторов и капиталистов. Как тебе такой план Нинель?

— Я не знаю.

— Мудрый ответ, — похвалил Кознаков, — почти как у Сократа, который лучше всех знал, что ничего не знает.

— Она хитрюга, — сказал Никровляев, — Бабы умнее мужиков, потому что дуры.

— Они не умнее, а мудрее — это разные вещи.

— Ладно, Нинель, скажи, о чем мечтаешь?

— Мечтаю стать актрисой кино.

— А вот это глупо, — сказал Никровляев, — Если бы ты сказала, что мечтаешь выйти замуж и родить детей такому замечательному человеку, как я. Я бы может, купил бы тебе свадебное платье. Но теперь вижу, что ты не только дура, но и плохая актриса.

— Ты ничего не понял! Женщина может говорить все что угодно, но всегда мечтает о любви! А ты…

Нинель театрально оттолкнула Никровляева и заплакала.

— Ты никогда меня не любил!

Она встала, выпила бокал шампанского, напоследок закусила канапе с икрой.

— Прощай, любимый!

— Браво-браво! Ладно, актриса ты нормальная, для кино сойдет.

Тут не выдержала Анжела.

— Знаете что! Мы хоть и проститутки, но не гейши! Идите вы оба к чертям…

Последние слова Анжелы потонули в грохоте джаза. Поддатая публика пустилась в пляс. Никровляев посмотрел на Кознакова мутным глазом.

— Куда они ушли? Они что, обиделись?

— Ну, я тоже пошел? Можно?

— Стоять! Стрелять буду! Что ты там про миллионы говорил? Выкладывай свои папки! Что там за тетради?

— Ну есть ещё одна папка в здании мавзолея, в лаборатории.

— Еще на миллион долларов?

— Это если только кто-то очень умный сложит обе папки вместе…

— Завтра, говоришь? Придут люди на работу, а там делов на два мульона?

— Ну, конечно, у них же нет выходных. Всё пропало!

— Не вижу проблем! Изымем твои папки!

Секретный агент

В новогоднюю ночь 1935 года на Красивой площади ни души. Древние стены Кремля и храм Василия Блаженного погрузились во мрак. Завывала метель. Здание Исторического музея едва просматривалось, освещенное далеким тусклым светом от фонаря на Никольской улице. Окна в Государственном Универмаге зияли чернотой. Хорошо освещен был только пост у мавзолея Венина. Два красноармейца в буденовках и долгополых серых шинелях с красными застежками мерзли на ветру, сжимая в руках винтовки.

В эту новогоднюю ночь на улицах и площадях Москвы никаких гуляний и фейерверков не устраивали. Приказа праздновать из Кремля не поступало. Рождественские елки считались пережитком старого режима. Вот уже пять лет как религиозные праздники новая атеистическая власть Светов отменила, а Дед Мороз со Снегурочкой еще не получили официального статуса. Идея заменить Рождество празднованием нового года с этими сказочными персонажами появится только в следующем году. После того, как товарищ Скалин скажет, что жить стало веселее. Тогда и развернется во всю красу народное веселье под лозунгами "Слава товарищу Скалину и партии".

А пока все сидят по домам. В некоторых семьях по старой памяти отмечают праздник. Тихо празднуют, кто как может. Украсили нелегально привезенные из подмосковных лесов елки старыми дореволюционными игрушками. Подарили детям подарки и даже выпили шампанского, у кого оно было.

Кое-какая артистическая богема в своих театрах и ресторанах отмечала по-буржуйски, с размахом. Сейчас это назвали бы закрытыми вечеринками. Там были все свои: балерины, нэпманы недобитые и прочая несознательная публика.

Интеллигенция праздновала тоже полуподпольно, собираясь узким кругом друзей. Елки затаскивали в квартиры так, чтобы соседи не заметили. Многие семьи устраивали детский праздник по-тихому, приглашая гостей с опаской.

Рабочий класс, хлопнув водочки, ложился спать, ибо завтра на работу. 1 января никакой не выходной. Работы непочатый край. Строим коммунизм! Не до праздников старорежимных.

Редкие интуристы и дипломаты праздновали Рождество и новый год в своих посольствах, а развлекали их проверенные НХВД артисты и музыканты. Самим сотрудникам НХВД не было чуждо вкусить черной икры под шампанское. Тем более, что партия призвала их следить за всеми этими чуждыми Светской власти элементами, а лучший способ нарыть компромат, подслушать, что будут говорить подвыпившие враги.

Итак, Москва погрузилась во мрак ночи. На темных улицах лежал снег. Мела метель. Никаких праздных гуляк. Сквозь белесые тучи на черном небе поблескивал лунный полумесяц.

На Красивой площади ветер сдувал с брусчатки снег. Ни души. Только двое красноармейцев мерзли возле мавзолея Венина в своих шинелях и буденовках. Почетный караул. Заступили ровно в полночь, сменив на посту пару таких же краснощеких молодых парней. В кремлевский полк НХВД брали ребят крепких, роста под два метра. Болтать на посту им тоже особо не о чем. В гражданскую повоевать не пришлось — малы еще были. Что там вспоминать, ну разве только свою деревню.

Пока они стояли так, в раздумьях сжимая винтовки в рукавицах, к ним подкрался человек в кожаной куртке.

— Стой! Кто идет! — вскрикнул первый красноармеец, рукавицы полетели в снег, палец — на взводной крючок винтовки.

— Отставить! Вольно! — скомандовал человек, на вид хамиссар НХВД, из деревянной кобуры торчала рукоятка маузера. Но красноармейцы не расслаблялись.

— Документы предъявите!

— С удовольствием, на, подержи бутылку, — руки Махова были заняты бутылкой дагестанского коньяка и хрустальными бокалами из ресторана "Савой".

Красноармейцы не поддавались на провокацию, с подозрением покосившись на бутылку, они крепко сжимали свои винтовки.

— Товарищи красноармейцы! — торжественно, как на параде, — Поздравляю вас с новолетием!

— Служу Светскому Союзу! — прокричали оба в унисон, встав по стойке смирно.

— Вольно, товарищи! Настал новый 1935-й год, а значит мы все ближе к коммунизму. Согласны?

— Так точно!

— Партия вас не забыла и послала меня подкрепить ваш дух, — хамиссар стал разливать коньяк по бокалам. — У меня и закуска с собой имеется — икра красная! Мы ведь Красная армия?

— Не положено, — неуверенно сказал один из красноармейцев.

— Молодец! Бдишь! Как фамилия?

— Иванов!

— Иванов, значит. А ты знаешь, что фамилия твоя от Иоанна Богослова идет. От того самого, кто Апокалипсис написал?

— Никак нет!

— Ты что, Апокалипсис не читал?

— Нам не положено! — отчеканил боец.

— Ай да молодец! А за здоровье Иосифа пить будешь?

— Не положено, — ляпнул, не подумав, красноармеец.

— Ты что, за здоровье товарища Скалина выпить не желаешь?! Да я тебя! — хамиссар потянулся к кобуре, хоть ему и мешали бокалы, красноармейцы вскинули винтовки.

В этот момент позади Иванова мелькнула тень, кто-то навалился на него, и нос красноармейца заткнула рука с платком. Раздался резкий запах и выстрел — Иванов, падая на бок, машинально нажал на спуск. Пуля сбила буденовку с головы второго бойца, тот не успел моргнуть, как на обнаженную голову обрушилась бутылка с коньяком. Ароматы