– У меня есть друзья в Кентиш-Тауне, я всегда у них останавливаюсь.

– Что ж, смотри, а то могла бы переночевать и у меня. В моем доме полно места, и я люблю компанию.

– Спасибо, – смущенно кивнула Линдсей. – Думаю, я приму твое предложение. – Наступила неловкая пауза. – Что ж, спокойной ночи, Корделия. – договорила она наконец.

– Спокойной ночи, Линдсей. Желаю тебе хороших снов.

Наутро ей опять предстояло завтракать с Памелой Овертон. Линдсей нервничала перед встречей с директрисой, поэтому, проснувшись очень рано, съездила на «лендровере» Пэдди в Бакстон и купила целую охапку утренних газет. Большинство бульварных газет, жаждавших шокирующих подробностей, использовали ее материалы и отвели «Смерти в Дербишир-Хаусе» самое видное место и солидную часть полосы. Линдсей была на взводе до тех пор, пока Памела не поблагодарила ее за эффективную работу и несвойственную журналистам деликатность.

– Не стану притворяться, что мне понравился тон этих публикаци. – большинства из них. – призналась она. – но я прекрасно понимаю, насколько больше было бы у нас проблем, если бы сюда нагрянула целая армия репортеров. Слава богу, что нам удалось уберечь от них школу благодаря вашему присутствию и полиции, – так что мы смогли хоть как-то проконтролировать исходящую из школы информацию. Сожалею, что вы не можете побыть дольше и что мы вынуждены лишиться вашей защиты, но мисс Кэллеген объяснила, что у вас есть ряд обязательств, которые вы должны безотлагательно выполнить. Хочу еще раз сказать, что мы вам бесконечно признательны, мисс Гордон. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, милости прошу.

Линдсей осмелилась спросить о дальнейшей судьбе школы и игровых полей. Это был больной вопрос: Памела Овертон на сей раз не смогла скрыть своего огорчения, хотя до сих пор, несмотря ни на что, держалась молодцом.

– Боюсь, что нам теперь не до игровых полей, нам бы саму школу как-нибудь спасти. Семнадцать девочек уже забрали и, думаю, заберут еще больше. Родителей можно понять. Остается надеяться только на то, что полиции удастся быстро найти убийцу, только тогда мы сможем убедить родителей, что их дочерям ничего не угрожает. Меня волнует судьба школы, мисс Гордон, и я очень надеюсь, что вся эта история не приведет к ее закрытию.

Линдсей почувствовала всю силу и твердость этой женщины и машинально взяла этот факт на заметку – как колоритный штрих к какой-нибудь очередной статье. После завтрака она отправилась на вершину уже знакомого ей холма. Глядя на открывавшуюся перед ней панораму, Линдсей вдруг подумала о том, что Памела Овертон заразила ее своей решимостью. Она поняла, что – нравится ей это или не. – судьба школы тоже стала ей небезразлична. Куда-то исчезло ее презрительное отношение к Дербишир-Хаусу – Линдсей Гордон теперь всей душой переживала за школу.

Среди самых нелюбимых Линдсей заданий значилось описание королевских визитов. Везде ходить только с табуном остальных журналистов, плестись позади младшего отпрыска монаршей фамилии, которую она презирала, увешаться разноцветными значками – для охраны, которая смотрит, куда ей разрешен доступ, а куда – нет, – все это было довольно сомнительным удовольствием. Но в отличие от других «жертв» она, внештатница, не могла даже ворчать и ныть, потому что всякое, самое утомительное и трудоемкое задание в ее ситуации было милостью и благом. Только она приехала из Дербишир-Хауса, не успела даже очухаться, как ее вызвали – во вторник. Детская больница, художественная выставка и новый молодежный клуб – этапы следования королевской семьи, со всеми приличествующими случаю ритуалами. Фотографы щелкали затворами аппаратов, репортеры строчили что-то в своих блокнотах, вымучивая умильные фразы, – словом, каждый занимался своим делом. Уже вечером, глядя вслед королевскому авто, влажно сверкавшему под проливным дождем, Линдсей испытала непередаваемое облегчение. День прошел – остался доллар.

Поблагодарив фотографа, Линдсей нашла телефонный аппарат. Когда она продиктовала заметку, было уже около пяти, однако журналистка крайне удивилась, когда секретарша промурлыкала что она может «не беспокоиться» и ей совсем не обязательно возвращаться в офис. Ведь до конца рабочего дня оставалось целых два часа.

– Увидимся завтра, – бодро выпалила секретарша и повесила трубку, прежде чем Линдсей успела открыть рот.

Не беспокоиться, тем лучше – значит, у нее сегодня свободный вечер. Пружинящей походкой Линдсей направилась к автомобильной стоянке и забралась в свой «ЭмДжи». Любовь преображает человека, подумалось ей. Даже если любишь возможного убийцу.

Через двадцать минут она уже отпирала свою уютную квартирку на верхнем этаже. Блаженно вздохнув, Линдсей закрыла за собой дверь. Автоответчик только что записал чье-то сообщение, но она первым делом прошла в гостиную и щедро плеснула себе виски. Потом, подойдя к окну, закурила и стала смотреть на видневшуюся сквозь деревья университетскую башню, устремленную в небо. Она страшно любила возвращаться к себе в жилище и вид из своего окна, совсем не такой, как в других районах Глазго. Этот жестокий город, в избытке наполненный бандитами и грязными трущобами, был далеко не лучшим пристанищем, тем более очагом. Безусловно, в Глазго были и относительно цивилизованные районы. Впрочем, коренные глазговцы все же любили свой город, вкотором находили свой шарм, и даже им гордились.

Линдсей, вздохнув, отошла от окна и побрела в холл, чтобы прослушать автоответчик. Перемотав пленку, она включила магнитофон. «Это Билл Гренвилл из «Санди трибьюн». – раздался мужской голос. – Ты не могла бы подежурить вместо меня в субботу в одиннадцатичасовую смену? Если сможешь, то позвони мне, пожалуйста». Короткие гудки. «Линдсей, это Мэри. Не хочешь прополоскать горло, после того как наглоталась королевской пыли? Буду в баре около девяти часов». Гудки. «Это Корделия Браун. Тороплюсь на шестичасовой самолет. Встречай меня в аэропорту Глазго без четверти семь. Если не успеешь, буду ждать в баре».

– Гори все адским огнем! – вскричала Линдсей. – Уже пять минут седьмого! Что, черт возьми, она задумала?

Времени на душ не было, по крайней мере надо было вылезти из официального костюма – юбка, блузка и пиджак. – сменив их на джинсы, плотную хлопковую рубашку и чистый свитер. И еще пара секунд, чтобы ополоснуть лицо. Она бросилась вниз по лестнице, на ходу надевая замшевую куртку, и побежала к машине. О том, что привело Корделию в Глазго, Линдсей старалась не думать, опасаясь, что разочарование будет лишком велико, если ее мечты не оправдаются. Чтобы отвлечься от романтических мыслей, Линдсей включила радио, где передавали новости, но она услышала лишь последние, что-то о финансах.

Она гнала машину сначала по шоссе, потом – по мосту Кингстон-Бридж, пытаясь убедить себя в том, что вся эта финансовая рутина невероятно любопытна. В конце новостного блока повторили главные его темы, и Линдсей почувствовала, что ей нечем дышать… Она тормознула так резко, что ехавший следом за нею водитель едва не врезался в ее багажник, – слава богу, ему удалось вовремя зарулить в сторону.

Линдсей надеялась, что она ослышалась, но слова диктора намертво врезались в ее мозг: «Полиция, расследующая дело об изуверском убийстве известной виолончелистки Лорны Смит-Купер в Дербиширской школе для девочек, произвела сегодня арест. Обвинение предъявлено Патрисии Грегори Кэллеген, тридцати двух лет, должность – старшая воспитательница. Завтра она предстанет перед верховным судьей».