Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любила ли она Серессу? Республику, которой ей теперь предстоит служить? Конечно, нет. Она не уверена, что большинство серессцев ее любят, хотя, возможно, в этом она и ошибается.
Они гордятся своей независимостью, своей республикой. Они ценят могущество, хотят защищать его и приумножать, осознают угрозы, возникающие во всем мире. Они не хуже всех остальных, говорила она себе, может быть, лучше некоторых. Она может им помочь в обмен на открытые ворота. Она это сделает, и один милосердный Джад ей судья, он все видит и понимает людское горе.
Она мысленно переносилась в этот дом, когда готовилась покинуть обитель.
А потом, так неожиданно, тот врач, жену которого она должна была изображать, оказался застенчивым, порядочным человеком. Она думала, что он, возможно, еще и добрый.
Это она была доброй к нему в ту первую ночь. Кое-чему она научилась (с удовольствием) от парня, которого любила, и который любил ее. Этим можно поделиться. То, что она делала в темноте спальни Мьюччи, было необходимо. Они должны сойти за мужа и жену, за новобрачных, и приставленные к ним в Дубраве слуги будут следить за ними и подслушивать. Но Леонора с удивлением обнаружила, что вызванная ею благодарность несет в себе удовольствие другого сорта, и позволила себе его почувствовать, принять его, как разновидность милости после мрачного года.
Солнце встанет из моря и осветит для нее новый мир. Она будет по-прежнему гадать, и в то утро, и каждое утро потом, поднимаясь с приходом божественного света, где в тот день ее ребенок, жив ли он, заботятся ли о нем, любят ли его, и позволяет ли это Джад в доброте своей.
Якопо Мьюччи, лекарь, обнаружил, что он испытал много неожиданных чувств у себя в постели ночью, рядом с женщиной, которую даже не знал еще сегодня утром, — чувств, далеко превосходящих и превышающих простое желание. Он лежал в темноте без сил, но ему не хотелось спать, и его мозг усиленно работал, перескакивая с одной мысли на другую. Так много всего произошло. Раньше он жил очень спокойно.
Он обнаружил, что вспоминает голос того, другого человека у них за спиной в палате Совета, который яростно кричал: «Как ваши стражники осмелились напасть на меня!».
Это было безрассудно. Но нужно признать, что это также демонстрировало смелость в той комнате, где трудно быть храбрым. Люди могут подняться до смелости. Эта мысль пришла в голову Мьюччи в темноте, рядом с незнакомой женщиной. Он гадал, мертв ли уже тот человек, или приближается к смерти в подземном помещении, с соответствующими орудиями. Его охватила дрожь.
Он чувствовал рядом с собой прижавшееся к нему тело женщины. Он ощущал стойкий аромат ее духов. Если он повернет голову, его лицо прикоснется к ее распущенным золотистым волосам. Он прислушался, лежа неподвижно, и по ее дыханию понял, что она не спит.
— Думаю, я понимаю, почему вы сделали это, — тихо произнес он, — почему вы приняли предложение Совета.
— Неужели, доктор? — пробормотала она через секунду. Он ее не видел, в комнате света не было.
— Может быть… или отчасти понял. Но я… я также считаю, что они не оказали вам должного внимания.
— Не оказали? Но зато вы только что это сделали, — ответила она, все так же тихо. Он слышал в ее голосе насмешку, — или притворную насмешку. Он не был уверен.
Он прочистил горло.
— Нет. Но я бы хотел это сделать, синьора, — вздох. — Есть какая-нибудь причина, по которой мы не можем пожениться утром, как положено? Я мало могу предложить женщине из благородной семьи, но я…
Пальцы прижались к его губам в темноте. Когда она заговорила, он понял, что она сдерживает слезы. В его сердце будто вонзился крючок. Он не из тех мужчин, которые часто переживают такие напряженные моменты.
— Это невозможно, — ответила она. — Но благодарю вас. Спасибо. Это такое щедрое предложение, словами не выразить. Я… совсем не ожидала этого. Но — нет, синьор. Совет может просить нас симулировать брак, просить меня поработать на них. Но, доктор, они не могут отнять власть у моего отца. Я не могу выйти замуж, если на то не будет его воли.
— Сколько вам лет? Если можно спросить.
— Зимой исполнилось девятнадцать.
Он думал, что она старше, она так хорошо владела собой. Такое бывает среди аристократок, наверное. Он редко общался с аристократами. Он начал врачебную практику недавно. Его почти не знали в Серессе. Не поэтому ли его выбрали? Он об этом не подумал. Возможно.
— А он не даст согласия? Ваш отец? Он не согласится, если я попрошу и дам подтверждение, что?..
Опять ее рука зажала ему рот. Она подержала там свои пальцы, нежно, потом убрала их.
В конце концов, он уснул. Когда он проснулся и увидел солнечный свет сквозь ставни, он был один в постели. Он нашел ее внизу: она обсуждала с его слугами (с их слугами), какие из его вещей — книги, одежду, инструменты и снадобья — следует упаковать в путешествие по морю, и как это лучше сделать.
Она приветствовала его поцелуем, как новобрачная.
* * *
Когда закрылась дверь за доктором и шпионкой, герцог Серессы обратил внимание на художника, о котором приказал все узнать заранее, а потом привести ночью.
Он собирался проявить такт. Разве уже ничего больше нельзя сделать должным образом? И именно так все происходит в том мире, где они сейчас живут?
Он устал и был раздражен, но напомнил себе, что следует проявить осторожность, чтобы не навредить их цели. Ой хотел отвести больше времени на обдумывание этого предприятия, но это не всегда удается, а тут подвернулся случай, за который стоило ухватиться — если получится. Руководство страной отчасти включало в себя заблаговременное планирование; еще его успех зависел от умения реагировать на то, что подворачивалось под руку, пусть даже неожиданно.
Им был необходим человек без привязанностей, не имеющий причин отказать им — как в случае с девицей Валери и доктором. Этот молодой человек — единственный сын Вьеро Виллани — был еще одним из таких людей. С другой стороны, с самого момента своего появления здесь он ясно заявил о своем недовольстве. Если быть честным, у него имелись основания для недовольства.
— Молчите, пока вас не спросят! — прикрикнул на художника Лоренцо Арнести, сидящий посередине, между началом и концом стола.
Арнести принадлежал к числу тех членов Совета, у которых имелись амбиции. Он не трудился их скрывать. Это его ошибка. Слишком рано для него становиться столь прозрачным.
«Мы носим маски не только на карнавале».
Герцог вспомнил, как эти слова говорил его дядя. Много лет назад. Время может убегать от человека. Сейчас он поднял руку, предостерегающе приподнял палец с перстнем. Арнести бросил на него быстрый взгляд, черты его лица разгладились. Надел маску.
Герцог произнес:
— Совет приносит свои извинения за это, синьор Виллани. Есть причина, по которой ваше присутствие здесь потребовало подобных действий. Надеюсь, вы не ранены, и позволите нам все объяснить?