На следующее утро Джен явилась поздно. С собой она принесла парусиновую спортивную сумку.

– Салют, Джен, – приветствовал ее Кальдер.

Не ответив на приветствие, она расстегнула молнию на сумке и стала складывать в нее хранившиеся в ящиках рабочего стола личные вещи.

– Что ты делаешь?

– Не беспокойся. Никаких данных о работе фирмы я не утащу. Ты можешь распоряжаться всем дерьмом, которое есть в моем компьютере.

– Не делай этого, Джен, – попросил Кальдер.

– Вчера я встречалась с юристом. Я намерена вчинить фирме иск за неконструктивное увольнение и дискриминацию по признаку пола. У меня, судя по всему, отличные шансы выиграть дело. Карр-Джонс заплатит за все. А если «Блумфилд-Вайс» выступит на его стороне, то фирме придется раскошелиться.

– Джен, Джен! Успокойся. Если ты это сделаешь, то обратного пути нет. Тебе будет очень непросто найти себе в Сити другую работу. А о такой хорошей, как эта, и речи быть не может.

– Меня собираются послать в Москву, Зеро.

– Они этого не сделают, я не позволю. Тарек их остановит.

– Тарек? Вчера он почему-то не очень рвался выступить.

– Я с ним поговорил.

– Думаю, что с ним поговорили до тебя.

Джен почти закончила собирать вещи. Сумка сильно раздулась. На пол со стола спланировал листок бумаги. Подняв его, Кальдер увидел, что это фотокопия факса, направленного Перумалю, работающему в группе деривативов. В факсе что-то говорилось об облигациях ИГЛОО.

– Что это?

– Я позавчера нашла это в копировальном аппарате, – сказала Джен, выхватила листок из рук Кальдера и, скомкав, выбросила в корзину для мусора.

– Ты считаешь, что это не очень важно?

– Надеюсь.

Кальдер предпринял последнюю попытку.

– Останься, – попросил он. – Если ты продержишься здесь еще несколько месяцев, то сможешь сделать отличную карьеру. Через пару лет все это будет забыто.

– Ты, кажется, так ничего и не понял, Зеро? – спросила она, застегивая молнию на сумке. – Я не желаю работать здесь, если после подобных выходок мерзавцы вроде Карр-Джонса остаются безнаказанными. Мне плевать, сколько они мне платят. Я не должна этого делать и не буду. А теперь прощай. Встретимся в суде.

Этот коротышка чертовски раздражал Мартеля. Он, как и обещал, вел себя тихо: шорох кисти, переносящей на холст краску, был практически не слышен, – однако Жан-Люка выводило из равновесия, что художник то и дело поднимал глаза, чтобы внимательно посмотреть на свою модель. Это был тощий американец с копной нечесаных волос и недельной щетиной. Его маленькие светлые глазки, как казалось Мартелю, не только оценивают его как какой-то предмет, но и заглядывают ему в душу. Мартель начинал опасаться, что художник, сумевший так хорошо передать невинную красоту Черил, может открыть такие стороны его личности, которые лучше сохранить в тайне.

Во времена, когда дела шли превосходно, идея заказать свой портрет казалась очень удачной. Но сейчас все было совсем не хорошо, и у Мартеля возникало искушение выплатить парню его бабки и отправить на ближайшем самолете назад в Трайбек.

Рынок итальянских государственных облигаций по-прежнему шел вверх. Больше всего Мартеля удручало, что, судя по новостям, события развивались именно так, как он рассчитывал. Экономика Италии рушилась. Индексы фондовой биржи стремительно катились вниз, заводы закрывались, и безработица резко возрастала. Правительственные финансы находились в коллапсе. Бюджетный дефицит давно перевалил за лимиты, установленные прошлой осенью на встрече министров финансов Европейского союза, а казначейство исчерпало все возможности заимствования. Лица, занятые в государственном секторе экономики, трудились неполную рабочую неделю, а некоторым из них и вовсе перестали платить. Уборщики мусора, пожарные, водители и медицинские сестры бастовали, и к ним на этой недели должны были присоединиться железнодорожники и служащие аэропортов. Пресса в один голос твердила, что учетные ставки должны быть снижены, но Европейский центральный банк не прислушивался к голосу общественности. Его больше всего тревожила инфляция во Франции и в Германии, которая, подскочив на пять процентов, заметно превысила предписанные банком цифры. Учетные ставки краткосрочных займов за последний год увеличились в семь раз и достигли восьми с половиной процентов, однако рынок государственных облигаций просто отказывался это замечать.

Массимо Тальяфери и его подручный, бывший министр финансов Гвидо Галлотти, громко кричали, что единственным выходом для Италии остается отказ от евро. Но за три недели до выборов их Национальная демократическая партия, судя по опросам, занимала лишь третье место. А Европейская комиссия давала им отпор, предупреждая о высокой цене, которую придется заплатить тем членам ЕС, которые попытаются выйти из зоны единой валюты. Чиновники Евросоюза заявляли, что подобное действие является незаконным и решившаяся на этот шаг страна подвергнется санкциям: не только лишится субсидий, но и вообще может оказаться исключенной из ЕС.

Но хуже всего было то, что по настоянию своих правительств французские и немецкие банки начали скупать ВТР, чтобы сокрушить всех спекулянтов, подобных Мартелю. После статьи в «Уолл-стрит джорнал» в европейской прессе появилась масса публикаций о нем, подавляющая часть которых носила негативный характер. Основной их смысл сводился к тому, что Европейский союз не позволит безответственным капиталистам вроде Мартеля уничтожить единую валюту.

Жан-Люку казалось, что он уже раздавлен. Его потери приближались к миллиарду евро. Еще чуть-чуть, и его вообще сметут с рынка. Ему казалось, что повторяется 1998 год, когда он отчаянно перебрасывал маржу от одного брокера к другому, чтобы удержать свое положение на рынке иены. Но сейчас, в отличие от 1998 года, речь шла о значительно больших суммах. На этот раз, когда он исчерпает последние возможности для дополнительного обеспечения и музыка прекратится, последний аккорд будет очень громким. От фонда «Тетон» ничего не останется – он будет просто стерт с лица земли. Но, несмотря на то, что рынок против него, ему оставалось только делать то, что всегда. А именно – продолжать игру и идти ва-банк. Делать ставки до тех пор, пока его кошелек не опустеет окончательно.

Он изучил лежащие на его столе прогнозы возможных выплат. Надо продержаться в игре всего лишь три оставшиеся до выборов недели. Оставаться в зоне евро для Италии нет смысла. И выборы это докажут.

Вглядевшись в прогнозы, он увидел одну серьезную проблему. Очень серьезную: облигации ИГЛОО.

Выругавшись про себя, Мартель схватил таблицу и выскочил из кабинета, уронив на бегу мольберт. У художника хватило ума промолчать.

Двадцать или около того трейдеров фонда «Тетон» трудились в небольшом зале, оснащенном самой дорогой и самой современной техникой, позволявшей им мгновенно нырять в цифровой поток информации со всех рынков земного шара. Викрам, прижав плечом к уху телефонную трубку, изучал мерцающие цифры на трех стоящих на его столе плоских экранах.