– Думаю, что Пип всю неделю будет просто не дотого, – грустно предположил Мэтт. Он уже заранее скучал по ней.

– Так приезжайте к нам, если хотите. Я уверена, онабудет страшно рада.

Трудно поверить, что та самая женщина, которая еще пару днейназад строго-настрого запретила дочери даже разговаривать с ним, теперьсовершенно изменилась. И все благодаря Пип – ее простодушная вера в негозаставила Офелию взглянуть на него другими глазами. А после всего, чтослучилось сегодня, ее переполняла благодарность. И потом, по правде сказать, оней понравился. Все в нем говорило о порядочности. К тому же, как и Пип, Офелиятоже заметила, что Мэтт чем-то неуловимо напоминает Теда. И даже не лицом, аскорее манерой вести себя, говорить… Она и сама не могла бы сказать, чем онипохожи, но, как бы то ни было, ей было с ним легко и свободно.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Мэтт. Офелиядала ему телефон, и он пообещал, что позвонит, если соберется приехать, нопредупредил, что только через пару дней, не раньше. Пип нужно немногооправиться, добавил он.

А Пип, проснувшись, обнаружила, что Мэтт уже ушел, и страшнорасстроилась. Она проспала часа четыре и проснулась, когда обезболивающееперестало действовать. Нога снова разболелась. Впрочем, медсестра предупредила,что первые день-два будет нелегко. Офелия дала ей аспирин, подоткнула одеяло, ивскоре Пип снова сладко спала.

Она все еще спала, когда раздался телефонный звонок. ЗвонилаАндреа. Офелия рассказала о том, что случилось, мимоходом упомянув и о Мэтте.

– Что-то он не очень похож на совратителя малолетних.Может, попробуешь сама его соблазнить? – хмыкнула Андреа. – А если нехочется, оставь его мне.

С того дня, как появился Уильям, у нее не было ни одногомужчины, и по всему чувствовалось, что Андреа начинает это тяготить. Она всегдалюбила мужское общество. Стоило ей только заметить на детской площадкеотца-одиночку, как Андреа моментально принимала боевую стойку. У нее случалисьроманы и на работе, причем Андреа не избегала и женатых.

– Посмотрим, – неопределенно бросила Офелия.

Болтать с Мэттом приятно, но ни в каком ином качестве он еене привлекал. Пока она продолжала чувствовать себя замужней женщиной. При мыслио том, что она осталась одна, ей становилось жутко. Почти двадцать лет онабеззаветно любила Теда, и даже его смерть не могла ничего изменить. У них смужем бывали трудные времена, но любовь Офелии выдержала все.

– На этой неделе обязательно выберусь повидать васобеих, – пообещала Андреа. – Почему бы тебе не пригласить его наобед, когда я приеду? А?

– Нет, ты просто невыносима! – рассмеялась Офелия.

Они еще пару минут поболтали и распрощались. Повесив трубку,она отнесла Пип в ее комнату и уложила в постель, аккуратно подоткнув дочериодеяло. И подумала, как же давно она этого не делала. Офелии показалось, чтоона пробуждается от долгого сна. Господи, с того рокового дня, когда погиблиТед и Чед, прошел уже почти целый год, и ее жизнь была разбита вдребезги. Онастаралась склеить то, что от нее осталось, подбирая кусок за куском то тут, тотам… В один прекрасный день ей, может быть, это удастся. Сегодня она судовольствием поболтала с Мэттом, но чувствовала себя при этом как замужняяженщина, принимающая гостей. Мысль о том, чтобы снова бегать на свидания,казалась ей кощунственной в отличие от Андреа.

Но как ни парадоксально, именно ее поведение привлекалоМэтта. Достоинство, с которым держалась Офелия, спокойное изящество ее манерпроизвели на него неизгладимое впечатление. В ней не чувствовалось ни резкости,ни вульгарности. У него тоже в первую минуту мелькнула мысль назначить ейсвидание, но Мэтт напомнил себе об осторожности. Годы и годы ушли на то, чтобыоправиться после разрыва с Салли. Ему казалось, душа его омертвела. Теперь онуже больше не любил жену. И не ненавидел. Она стала ему безразлична. Там, где улюбого человека сердце, Мэтт чувствовал пустоту. Все, на что он способен сейчас– по крайней мере он так считал, – это дружба с одиннадцатилетнейдевочкой.

Неделя, когда Пип из-за своей ноги была обречена назатворничество, оказалась мучительной. Устроившись на кушетке, она либо читала,либо смотрела телевизор, или, если у Офелии находилось время и желание, игралас матерью в карты, правда, редко. Когда удавалось найти листок бумаги, Пипделала небольшие наброски. Но больше всего ее раздражало, что она не можетходить, иначе давно помчалась бы на пляж, чтобы повидаться с Мэттом. Но этобыло строжайше запрещено, ведь песок мог загрязнить еще свежие швы. А тут ещепогода испортилась окончательно, что выводило Пип из себя.

Она просидела дома уже целых три дня – настоящий домашнийарест! – когда Офелия, решив подышать свежим воздухом, отправилась наберег и машинально свернула в сторону общественного пляжа. Погрузившись в своимысли, она брела, не глядя по сторонам, пока не наткнулась на Мэтта, каквсегда, устроившегося на берегу со своим мольбертом. Мэтт тоже ее не видел – онс головой погрузился в работу и не замечал ничего вокруг. Так же как и Пип всамый первый день, Офелия смущенно переминалась с ноги на ногу, не зная,остаться или уйти. И тут, словно почувствовав ее присутствие, Мэтт обернулся. Всвоей робости она до странности напомнила ему свою дочь. Лицо Мэтта расплылосьв улыбке, и Офелия решилась подойти.

– Добрый день. Не хотела вам мешать, – смущенноулыбаясь, поздоровалась она.

– Никаких проблем, – успокоил ее Мэтт. – Аесли честно, я даже люблю, когда мне мешают. – На нем были футболка иджинсы, и Офелия невольно отметила про себя его спортивную фигуру. Мэтт явноследил за собой. Широкие плечи, сильные руки, непринужденная манерадержаться… – А как Пип?

– Скучает, бедняжка. Не привыкла сидеть дома. Но большевсего ее раздражает, что она не может прийти сюда, порисовать вместе с вами.

– Я бы с радостью пришел повидать ее, если вы, конечно,не возражаете, – не желая казаться навязчивым, осторожно предложил Мэтт.

– О, Пип будет прыгать от радости!

– Надеюсь, мне удастся ее развлечь.

Офелия бросила взгляд на его работу. Он снова рисовал океан,но на этот раз в штормовую погоду – чудовищные валы вздымались к самому небу,угрожая в любую минуту раздавить хрупкую рыбачью лодчонку. От картины простовеяло ощущением силы. Грозная мощь океана и утлое суденышко, беспомощнаяигрушка в руках разбушевавшейся стихии… Картина производила неизгладимоевпечатление.

– Мне нравится ваша картина, – искренне сказалаона. И это была чистая правда.

– Спасибо.

– А вы всегда пишете акварелью?

– Нет, обычно я предпочитаю масло. И люблю писатьпортреты.

Он вспомнил о своем обещании написать портрет Пип, которыйона думала подарить матери. Ему хотелось начать, до того как она уедет изСейф-Харбора, но из-за случая с ногой у него не было возможности даже сделатьнабросок. Хотя Мэтт давно уже решил, как он напишет ее.