И это произошло потому, что, когда Тимоти Маквей брал напрокат грузовик, с ним никого не было. Позже оказалось, что на следующий день в контору Эллиота заходили еще два человека, чтобы взять в аренду машину. Сержант Майкл Хертиг, светлокожий блондин, как и Маквей, и его друг, рядовой Тодд Бантинг, темноволосый и мускулистый, точная копия Неизвестного № 2. Пытаясь все вспомнить из лучших побуждений, механик Том Киссинджер ошибся. Он правильно описал черты невиновного Тода Бантинга, но счел, что тот приходил с Маквеем, который побывал там накануне. Подобное слияние двух эпизодов в один типично для ошибок памяти в обыденной жизни.

■ ■ ■

Такое случается сплошь и рядом в каждом полицейском участке по всему миру. Совершено преступление, и подозреваемого ставят перед свидетелями, в одной шеренге с несколькими другими людьми, часто с похожей внешностью. В такой ситуации, если настоящего преступника среди этих людей нет, некоторые свидетели, не желая сделать ничего дурного, “опознают” человека, который больше всего соответствует их воспоминаниям о правонарушителе. Точность идентификации свидетелями не повышается, когда вместо шеренги людей им предъявляют пачку фотографий подозреваемых. Такие опознания стали источником многих ложных обвинений.

Количество ложных обвинений на основании ошибочного опознания трудно оценить точно, потому что большинство остаются невыявленными[91]. Однако можно оценить это число, полагаясь на лабораторные эксперименты. Участникам эксперимента показывают видеозапись преступления, на которой четко видно лицо “преступника”, а затем ставят перед ними шеренгу подозреваемых, ни один из которых на видео не появлялся. В этой ситуации около 40 % участников эксперимента все равно выбирали кого-то из шеренги. Обычно, но не всегда, это был человек, больше всего напоминающий “преступника” из эксперимента телосложением. Если “свидетелю” говорили, что кто-то уже опознал подозреваемого, а ему нужно только подтвердить это или опровергнуть, количество ложных опознаний повышалось до 70 %. Более того, когда выбравших подозреваемого “свидетелей” спрашивали, насколько они уверены в опознании, большинство говорили, что они абсолютно уверены[92].

■ ■ ■

Наша автобиографическая память подвержена разнообразным искажениям, которые психолог Дэниел Шактер дерзко назвал “грехами деяния”[93]. В дополнение к неверной привязке ко времени, как в случае с Неизвестным № 2, и внушаемости свидетелей есть еще предвзятость, связанная с искажениями памяти вследствие убеждений, знаний и чувств. Например, после травматического разрыва отношений события, которые некогда вспоминались с удовольствием, часто предстают в более мрачном свете. Или люди могут сказать: “Я всегда знал, что кандидат Х выиграет выборы”, даже если прежде высказывали сомнения в его успехе.

Некоторые ошибки автобиографической памяти хорошо известны. Обычно наша память о недавних событиях точнее и детальнее, чем о далеком прошлом. Но со временем происходят и другие, менее очевидные изменения. Если я попрошу вас припомнить недавнее событие, вы, скорее всего, представите его с собственной точки зрения, как будто в ваши глаза встроена камера. Это называется позицией участника. Но если я попрошу вас вспомнить что-нибудь из детства, с гораздо большей вероятностью вы опишете этот эпизод с точки зрения наблюдателя, как будто видите себя в сцене, а не воспринимаете событие своими собственными глазами. Более того, если вас попросить вспомнить эмоциональный фон прошедшего события, вы, вероятнее всего, займете позицию участника, а если спросить о фактах этого события – позицию наблюдателя. Главное тут в том, что способ воспоминаний не высечен в камне. На него сильно влияет поставленная задача[94].

Другой феномен, связанный со временем: память обобщает повторяющиеся события. Если вы однажды были на определенном пляже, то наверняка вспомните об этом много подробностей. Но если вы были там больше 50 раз, вы вряд ли вспомните детали 37-го визита, разве что в тот день произошло нечто эмоционально значимое. Возможно, как раз в 37-й раз на пляж выкинуло тушу мертвого кита или в этот день вы встретили будущего супруга. Тогда подробности этого дня надолго останутся в вашей памяти во всех деталях. Эмоции, как положительные, так и отрицательные, – это валюта автобиографической памяти. Эмоции заставляют мозг хранить воспоминания дольше и лучше, выписывать их курсивом и жирным шрифтом. Это усиление эмоциональных воспоминаний в большинстве случаев полезно, но иногда приносит вред. Оно полезно, потому что эмоционально значимые события обычно те, которые вам понадобится вспомнить позже. Однако в некоторых случаях память может стать патологически настойчивой, когда воспоминания о травматическом событии, пережитом нападении или военных действиях бесконечно повторяются.

■ ■ ■

Если наши воспоминания о событиях часто так неточны и изменчивы, зачем вообще их хранить? Зачем нам память? Главный ответ в том, что память позволяет нам учиться, менять свое поведение на основе личного опыта и таким образом лучше отыскивать пищу, избегать хищников, находить и привлекать брачных партнеров. Иными словами, память делает для каждого человека то, что эволюция генома делает для многих поколений биологического вида, – позволяет нам отвечать на условия окружающей среды, чтобы увеличить вероятность выживания и передачи генов следующему поколению. Это крайне полезно. Например, мышь уже рождается со страхом перед лисами, несмотря на то что она потомок многих поколений лабораторных мышей, которые никогда не видели лису. Для дикой мыши это полезная адаптация, но в качестве общей стратегии для жизни в изменяющемся мире она не годится. Невозможно закодировать в геноме все полезные поведенческие реакции, чтобы снабдить новорожденного навыками на все случаи жизни. И эффективнее, и проще уметь помнить и учиться, даже если эти способности не идеальны. Еще одно преимущество: воспоминания позволяют нам мысленно перенестись в прошлое, а значит, и вообразить будущее. Память избавляет нас от мысленной тирании настоящего. А картины будущего позволяют делать предсказания, которые необходимы для принятия решений.