– Корни вашей семьи уходят в глубины местной истории?

Улыбка мгновенно утратила живость, а сама Эвелин потеряла естественный интерес к беседе и насторожилась. Во всяком случае, так показалось Тремейну.

– Нет, – ответила миссис Напьер. – Мы живем тут не очень давно.

Он деликатно смягчил тон:

– Трудно представить место более удобное и живописное. Полагаю, как и большинство бывших горожан, вы стремитесь к спокойной жизни в стороне от шума и суеты?

– Так и есть, – подтвердила она энергично – слишком энергично. – Мы оба устали от города.

В тот момент подошел Джеральд Бичли, и Тремейн остановился на пороге открытия, которому так и не суждено было свершиться.

Эвелин внезапно изменила позу. Тремейн подумал, что она ощутила на себе заинтересованный взгляд, но нет – миссис Напьер не посмотрела в его сторону, а левой рукой украдкой нашла ладонь мужа. Мистер Напьер почувствовал легкое прикосновение, улыбнулся жене и нежно сжал ее пальцы. Жест вызвал у Тремейна симпатию. Его сентиментальная душа потянулась к гармоничной паре. Романтическая вера в святость брачных уз получила долгожданную поддержку.

Мордекай Тремейн посмотрел на Люси Тристам, и созерцание доставило ему возвышенное удовольствие: женскую красоту он тонко понимал и высоко ценил. Дама самозабвенно погрузилась в звуки. Она все делала самозабвенно. Не составляло труда представить ее царственное шествие по жизни – без оглядки на условности и мнение света. Возможно, из всех присутствующих Люси Тристам обладала самой яркой индивидуальностью. Полная энергии, тепла и обаяния, она относилась к редкому типу женщин, способных на людной улице покорить мужчину одним лишь мимолетным взглядом.

Решив, что изучает красавицу слишком долго и пристально, Мордекай Тремейн отвернулся и сразу наткнулся на вопросительный взгляд Николаса Блейза. Секретарь улыбнулся, и в его улыбке мелькнуло одобрение. Блейз не скрывал радости, видя, что гость не теряет времени даром.

Исполнение гимнов закончилось. Бенедикт Грейм произнес краткую благодарственную речь и вышел вместе с пастором и его небольшим хором, чтобы угостить исполнителей. Тремейн заметил, как в дверях хозяин замешкался и обернулся.

При первой же возможности Тремейн отозвал в сторону Николаса Блейза.

– Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки, – сказал тот. – Я прав?

– Не совсем. – Мордекай Тремейн покачал головой. – И все же надеюсь, вы кое-что объясните. У мистера Грейма есть привычка хранить дома большие деньги?

– В его комнате стоит сейф, где время от времени появляются разные суммы, однако совсем не такие, которые имело бы смысл красть, если вы об этом.

– Я не сказал про кражу. Но если уж разговор коснулся этой неприятной темы… Есть ли в доме что-нибудь ценное, достойное внимания грабителя?

– Да. Бриллиантовое колье.

– Семейная реликвия?

Заметив интерес собеседника, Николас Блейз улыбнулся.

– Нет, – ответил он и добавил: – Однако кое-какими достоинствами украшение все-таки обладает. Дело в том, что оно предназначено в подарок Дени.

– По какому-то особому случаю?

– По случаю свадьбы.

– А сама мисс Арден знает об ожерелье?

– Да. Несколько раз пыталась разубедить Бенедикта. Доказывала: мол, оно слишком дорогое, чтобы служить подарком, – но когда мистер Грейм что-то твердо решил, заставить его изменить свое мнение невозможно.

– Он очень любит мисс Арден, не правда ли?

– Относится как к родной дочери. Наверное, вы уже успели это заметить. «Собирал» колье много лет, постепенно покупая камни и стараясь создать безупречный комплект.

– Значит, это не секрет?

– Если секрет, то на весь свет. Во всяком случае, в доме об этом знает каждый: Джеральд, Шарлотта, я…

– А как насчет мистера Рейнера?

– Да, Джереми тоже известно, – подтвердил Блейз и, вскинув брови, уточнил: – Надеюсь, вы не хотите сказать, что Джереми решил совершить кражу?

– Неужели подобное предположение настолько немыслимо? – мягко осведомился Тремейн.

Несколько мгновений секретарь растерянно молчал, а потом произнес:

– Не то чтобы немыслимо, но, должен признаться, это не приходило мне в голову. В конце концов, для чего ему это нужно? Денег у Рейнера достаточно, а Дени он любит ничуть не меньше, чем Бенедикт, я уверен. Так зачем же лишать девушку подарка?

– Возможно, цель иная: лишить состояния ее ненавистного мужа. Вы сказали, что это свадебный подарок, а опекун не скрывает своего плохого отношения к Роджеру Уинтону.

– Так и есть, – согласился Блейз. – Однако не могу принять данную версию. В конце концов, они еще не женаты. А если Дени изменит выбор и выйдет замуж за кого-нибудь другого?

– В таком случае красть колье не потребуется. Конечно, если следующий претендент не вызовет столь же активной неприязни!

Николас Блейз взглянул на Тримейна с подозрением:

– Вы просто дурачите меня. Неужели вы всерьез полагаете, что Джереми способен украсть колье лишь для того, чтобы навредить Уинтону? Не думаю, что молодой человек обладает крупным состоянием, но он точно не беден. Не знаю, сколько стоят бриллианты: наверное, несколько тысяч, – но даже если бы пропали несколько миллионов, он не изменил бы решения жениться на Дени.

– Кажется, вы всецело на стороне претендента на руку и сердце, – заметил Мордекай Тремейн с лукавым блеском в глазах. – Однако не придавайте моим рассуждениям особого значения. Главное, что мистер Грейм хранит дома драгоценное украшение, а все остальные об этом знают. Кстати, понятие «все остальные» включает слуг?

– Скорее всего большинство слуг слышали о существовании колье. От них ничего не скроешь: вам, конечно, известно, с какой скоростью распространяются подобные слухи.

– Да, – кивнул Тремейн.

Несмотря на враждебность Лорринга и откровенную скуку Розалинды Марш, рождественские гимны создали атмосферу мира и покоя. Царившее за обедом светлое беззаботное настроение сохранилось на весь вечер. Бенедикт Грейм в ярком бумажном колпаке на взлохмаченной голове постоянно бродил между гостями. Чем активнее становилось веселье, тем шире он улыбался и чаще, громче смеялся.

Празднование надолго не затянулось. Судя по всему, именно по этой причине веселье не успело утратить свежести. В сочельник традиция предполагала ранний отход ко сну, чтобы сохранить силы для грядущих рождественских дней.

Мордекай Тремейн знал, что следует разделить всеобщую радость и расцвести душой в сердечном тепле, но достичь состояния счастливого самозабвения никак не удавалось: не получалось проникнуться духом праздника и забыть обо всем. Невидимый барьер отделял Тремейна от остальных членов компании. Не отступало ощущение отчужденности. Казалось, что он наблюдает за ними со стороны, но не принимает участие в веселье, поскольку не верит в реальность людей и событий. Разумеется, Тремейн понимал, что барьер существует исключительно в сознании, а потому при желании, совершив определенное усилие, можно разрушить препятствие.