Гвенди застыла на месте. Кусая губы, она завороженно смотрит на черную шляпу и не замечает, что Чарли Браун и его сын наблюдают за ней. Может быть, Фаррис пытается передать мне какое-то сообщение? – размышляет она. Или он просто шутит со мной? Решил отыграться за упущенное время?

Она наклоняется, чтобы рассмотреть шляпу получше, но та уносится прочь, подхваченная новым порывом ветра, который сдувает ее к дороге. Поднявшись высоко в воздух, черная шляпа ныряет к земле, катится на боку, словно фрисби, а потом снова взмывает ввысь.

Запрокинув голову к небу, Гвенди стоит посреди заснеженного поля и наблюдает, как черная шляпа исчезает среди верхушек деревьев на другой стороне дороги. Обернувшись, Гвенди видит, что цепочка искателей, растянувшаяся по полю, уже двинулась дальше без нее.

Хоумленд – самое большое и самое красивое из всех трех кладбищ Касл-Рока. Его высокие кованые ворота оснащены крепким замком, но запирают их лишь дважды в год: на выпускной в школе и в ночь Хеллоуина. Здесь похоронен Джордж Баннерман, бывший шериф Касл-Рока. И Реджинальд Мерилл по прозвищу Папаша, один из самых известных – скандально известных – жителей города.

Гвенди въезжает на кладбище в сумерках. В гаснущем свете дня Хоумленд с его грядой невысоких холмов, каменными надгробиями и густеющими тенями кажется то ли умиротворяющим, то ли зловещим. Может быть, и тем и другим, думает Гвенди, выходя из машины. Может быть.

Она хорошо знает дорогу и идет напрямик, утопая по колено в снегу, к небольшому участку на вершине крутого холма, окаймленного сосновой рощей. Под деревьями – в тех местах, где сплетение густых ветвей не дает снегу падать на землю, – виднеются пятачки голой почвы. Верхушки сосен качаются и шелестят на холодном ветру, словно нашептывают друг другу свои древесные секреты.

Гвенди останавливается у могилы в последнем ряду. Здесь деревья растут плотнее и загораживают угасающий дневной свет, и без того бледный и слабый. Все погружено в густую тень, но Гвенди наизусть знает надпись на могильном камне:

ОЛИВИЯ ГРЕЙС КЕПНЕС

1962–1979

Наш возлюбленный ангел

Встав на одно колено прямо в снег – здесь он неглубокий, всего два-три дюйма, – Гвенди снимает перчатку и проводит пальцем по буквам, выбитым в камне. Как всегда, у нее возникает немало вопросов к человеку, придумавшему эту надпись. Потому что со своей задачей он справился, прямо скажем, паршиво. Где точные даты рождения и смерти Оливии? Это важные даты, почему их сюда не включили? И что «Наш возлюбленный ангел» говорит о настоящей Оливии Кепнес? Ровным счетом ничего. Ничего, что действительно сохранит память о ней. Почему здесь не написано, что у Оливии был заразительный смех и что она знала о Питере Фрэмптоне больше, чем кто-либо другой в целом мире? Почему не написано, что она обожала конфеты – любые конфеты – и дурацкие фильмы ужасов, которые крутили по телику поздно ночью? И что после школы она собиралась пойти учиться на ветеринара?

Гвенди стоит на коленях в снегу – ноги окоченели, несмотря на теплые непромокаемые ботинки; впрочем, ноги замерзли еще на поле, после нескольких часов бесплодных поисков, – рядом со своей давней подругой до тех пор, пока пятна теней не сливаются в одну сплошную густую тень. Потом она прощается с Оливией и медленно возвращается к машине, уже в темноте.

Гвенди запирает машину и идет к дому. Где-то на полдороге она слышит шаги за спиной.

Оглянувшись через плечо, она всматривается в темноту. На стоянке вроде бы никого нет, хотя Гвенди явственно слышит чьи-то поспешные шаги. А потом видит его: мужчину, едва различимого в сумраке между двумя уличными фонарями. Он идет в ее сторону быстрым шагом. Сейчас их разделяет ярдов тридцать.

Тоже прибавив шаг, Гвенди подходит к подъезду и набирает код на домофоне. Рука заметно дрожит. Гвенди толкает дверь, но та почему-то не открывается.

Гвенди снова оглядывается, вдруг запаниковав. Мужчина приблизился. Теперь между ними не больше пятнадцати ярдов. В темноте непонятно, но, похоже, он в лыжной маске, закрывающей лицо. Точно как в ее сне.

Она опять набирает код, сосредоточившись на каждой цифре. Тихонько звякнув, замок открывается. Гвенди ныряет в подъезд и, захлопнув за собой дверь, бежит вверх по лестнице на второй этаж. Когда она отпирает квартиру, снизу доносится дребезжание входной двери. Кто-то ломится в дом.

От волнения Гвенди не сразу попадает ключом в замок. Ворвавшись в квартиру, она запирает дверь, бежит к окну, выходящему на стоянку у дома, и выглядывает наружу.

На стоянке пусто. Незнакомца нигде не видно.

– Доброе утро, Шейла, – говорит Гвенди, на удивление бодро для столь раннего часа. – Я к шерифу Риджвику.

Тощая, как огородное пугало, женщина с ярко-рыжими волосами отрывается от журнала.

– Привет, Гвенди. Жаль, что я пропустила ту вашу встречу. Говорят, там искрило неслабо.

Шейла Брайхем служит диспетчером в полицейском участке Касл-Рока уже двадцать пять лет. Она также отвечает за работу регистратуры и кофейного аппарата. Окончив местный муниципальный колледж, Шейла сразу устроилась на службу в полицию – в те незапамятные времена, когда брюки-клеш еще были на пике моды, а Джордж Баннерман патрулировал улицы Касл-Рока. Она прожила здесь всю жизнь, здесь вышла замуж и вырастила детей. Она опекала Алана Пэнгборна все десять лет, что он занимал пост шерифа, и в отличие от многих жителей Касл-Рока не сбежала из города после большого пожара в 1991 году, хотя сама пострадала в огне и провела три недели в больнице.

– Боюсь, не все избиратели мне доверяют, – говорит Гвенди.

Шейла небрежно отмахивается.

– Не бери в голову. Кэрол Хоффман злая как сто чертей даже в хорошие дни – причем хорошие дни выдаются нечасто.

– Все равно как-то нехорошо получилось. Бедная женщина…

Шейла фыркает себе под нос.

– Если хочешь кого-нибудь пожалеть, пожалей ее мужа.

– Тут я согласна.

Шейла вновь берет в руки журнал.

– Проходи. Он тебя ждет.

– Спасибо. С Рождеством, Шейла.

Та опять фыркает и утыкается в журнал.

Дверь в кабинет Риджвика приоткрыта, и Гвенди входит без стука. Шериф сидит за столом, говорит с кем-то по телефону. Подняв вверх указательный палец, он произносит одними губами: «Минуточку» – и жестом предлагает ей сесть.

– Я понимаю, Джей. Но время не терпит. Результаты нужны были еще вчера. – Лицо шерифа мрачнеет. – Мне все равно. Мне нужны результаты.

Он вешает трубку и смотрит на Гвенди.