– Хм… Жемчужинка? – хмыкает он, добавляя уже специально.

– Богиня! – выдыхаю я, с трудом отдышавшись от смеха. – Неужели ты сейчас… пошутил?

– Мне продолжать перечислять?

– Нет, прошу тебя! – я едва не повышаю голос, чувствуя, как колет бок. – Я назову её Морок, если ты не прекратишь, – угрожаю я ему, когда он вновь шумно набирает воздуха в грудь, чтобы выдать очередную миленькую кличку.

Кобыла мотает головой, явно недовольная моим выбором.

– Назову её Вьюгой.

Морок кивает, соглашаясь.

– А твоего коня как зовут?

– Сахарок.

– Ты серьёзно?

– Я усмирил его при помощи нескольких кусочков сахара, – отвечает Морок, но я готова поклясться, что чувствую улыбку в его голосе.

– Никогда бы не подумала…

– Что?

– Что Морок может назвать своего коня Сахарок. Да и вообще, что вы даёте лошадям клички.

Когда мы въезжаем в тень домов ближайшей улицы, я оглядываюсь вокруг, рассматривая, насколько изменился Ярат. Теперь, при свете дня, отмечаю, что дома в основном выкрашены в светлые тона: бледно-жёлтый, голубоватый и бежевый. В столице фасад почти каждого дома хоть чем-то да украшен. Но никому не сравниться по богатству с убранством храмов, что по высоте превосходят обычные дома и даже дворец. Однако ни один из этих храмов не принадлежит моей богине.

На улице многолюдно, люди спешат домой с работы, а по краям улиц располагаются лавки. Однако мы с Мороком портим всю картину. На какой бы дороге мы ни появились, весь шум обычной жизни если не пропадает вовсе, то понижается до тихого шёпота, который доносится до нас с разных сторон. Дети перестают смеяться, разинув рты глядят на нас; люди расходятся в разные стороны как можно дальше, словно мы можем только своим присутствием заразить их какой-то смертельной болезнью. Продавцы лавок перестают зазывать покупателей, и все внимательно следят за каждым нашим шагом. Я то и дело слышу слова «Морок» и «Мара» в тихом шёпоте вокруг. Значит, слухи дошли и сюда, а если кто-то из жителей не понимает всеобщую причину беспокойства и перешёптываний, то стоящие рядом охотно подсказывают, понижая голос.

Вначале мне неуютно находиться под всеми этими любопытными взглядами, но через некоторое время такая реакция начинает утомлять, и я делаю как Морок. Перестаю обращать на всё происходящее внимание.

– Сюда, – бросает мой спутник, – оставим лошадей в этом стойле, лавка с травами через дорогу.

Мы спешиваемся и привязываем животных к столбу. Морок машет рукой мальчишке, что следит здесь за животными. Мальчик прячется как можно дальше в тени за мешком с овсом.

– Я оставлю здесь, забери, пока кто-то не стянул. – Мужчина кладёт серебряную монету на невысокий столбик и подталкивает меня в сторону выхода, пока я удивлённо наблюдаю за его щедростью.

– Наша связь, – начинаю я, пользуясь, что сегодня Морок в хорошем расположении духа, – как она работает? Ты можешь меня чувствовать?

– Не всегда, только если мне это нужно. Это как с твоей способностью. Ты видишь нити, только когда смотришь.

– А я? Могу почувствовать тебя?

Он замолкает, мы дожидаемся, пока три кареты проедут, чтобы пересечь дорогу.

– Если меня серьёзно ранят, то да.

– То есть если я всажу в те… то есть кто-то всадит в тебя кинжал, я почувствую?

Морок хмыкает на мою оговорку.

– Если ТЫ решишь всадить в меня кинжал, уверен, что тебе самой будет чертовски больно, а потом ты умрёшь вместе со мной.

– А если ты выживешь?

– Тогда ты тоже. Но потом я случайно могу удавить тебя своими руками. Поэтому не советую пробовать.

Я также хмыкаю, кивая.

– Уже перестала трястись как осиновый лист рядом со мной?

– О таких, как ты, ходят страшные слухи, – честно отвечаю я, поднимая на него взгляд, когда мужчина подталкивает меня к дверям магазинчика с травами.

– Ты ещё скажи, что веришь, будто у меня под маской тьма клубится вместо лица.

Я закусываю губу, не желая признавать, что так и думаю. Однако мы провели вместе больше недели в путешествии по Аракену, Морок помог, когда принц меня проверял, он никогда не делал мне больно и даже шутил, поддерживая беседу. Мы не друзья, но его компания мне стала привычна.

– Я думал, хоть Мары не верят в подобную ересь. А вы, оказывается, как обычные деревенские девицы.

– Повтори-ка мне это ещё раз в лицо.

– А то что? Пырнёшь меня кинжалом под рёбра?

Я хмурюсь, понимая, что наш разговор пошёл по кругу, но уверена, что вновь чувствую, как Морок улыбается. У двери он останавливается, решая остаться снаружи, пока я покупаю нужные травы.

Девушка-травница, которая меня встречает внутри, вероятно, достаточно быстро догадывается, кто я, по цвету моей одежды. Она с опаской разглядывает мои волосы, когда я откидываю капюшон, чтобы осмотреться. Игнорируя её пристальное внимание, я перечисляю нужные травы, и девушка начинает собирать мой заказ, хоть и старается держаться на расстоянии вытянутой руки, временами неловко обходя меня по кругу. Шалфея я покупаю даже больше, чем надо, думая швырнуть часть Аарону в лицо, чтобы он, наконец, выучил, что у этого растения два названия. Я трачу не больше пятнадцати минут, а когда выхожу, Морок стоит рядом с дверью, привалившись спиной к стене и сложив руки на груди. Все жители, завидев его, переходят дорогу и всячески огибают слугу Тени даже больше, чем меня.

– Закончила? – Он протягивает руку, и я отдаю ему сумку с товаром. – Ты купила всё, что тебе нужно?

– Нет, завтра или послезавтра нужно будет отправиться в лес, который в дне пути отсюда. Собрать вереск и боярышник.

– Тогда нужно успеть до первых заморозков. Но ты говоришь о лесе, что близок к границе с Сератом? – Морок вновь подталкивает меня, чтобы я переходила дорогу.

– Да.

– Я поеду с тобой, но соваться туда плохая идея.

– Почему?

– Потому что из-за войны этот лес… – Морок резко замолкает, вставая рядом, и вытягивает руку, прикрывая меня.

Ему в плечо прилетает переспевший помидор. Вначале один, сразу за ним второй, а затем ещё и горсть соли. Помидоры с отвратительным чавканьем размазываются по его плащу и падают на мостовую. Я перевожу взгляд на горстку детей, которые с визгом ужаса замечают, что мы обратили на них внимание, и разбегаются в разные стороны, прячась в ближайшем переулке. Люди вокруг задерживают дыхание, ожидая, что мы проклянём их или, может, даже заберём души, но Морок равнодушно отряхивает руку и одежду.

– Это предназначалось мне, – бормочу я.

– Тебе, – соглашается Морок. – Но вы, Мары, такие непрактичные. Вечно носите красное, хотя на чёрном грязь не так заметна.