– Дворец закрыт! Его величество больше не принимает, следующая аудиенция через несколько дней. Приходите в начале следующей недели.

Я спешиваюсь в пятнадцати метрах перед ними и, не обращая внимания на их предупреждение, снимаю седельную сумку с коня, а потом несильно бью его по крупу, чтобы животное отошло в безопасное место. На площади почти нет случайных прохожих, а кто есть, те отходят подальше, чувствуя странное напряжение, но не уходят, а толпой собираются у противоположного края.

– Ты не слышала?! – повышает голос капитан стражи, с некоторым недоумением следя за моими движениями. – Дворец закрыт!

Я развязываю завязки на чёрном плаще и сбрасываю его на землю, потом вытаскиваю другую одежду и ногой пинаю сумку подальше.

– Если ты не уйдёшь, нам придётся…

Капитан растерянно замолкает, когда я одним движением набрасываю себе на плечи алую мантию Мары. Эта накидка не простая, я взяла парадную. С вышитыми серебряными нитями – отличительными знаками богини – на плечах и почти всей спине. Я вытаскиваю чёрные волосы, чтобы у них не осталось ни единого сомнения, кто к ним пришёл.

– Мара… – одно это слово как вздох идёт по толпе за моей спиной и среди солдат передо мной.

– Его величество… не принимает… – теперь неуверенно лепечет капитан, когда я медленно вытаскиваю меч и один кинжал.

– ПРИНЦ УБИЛ МОЮ СЕСТРУ! – зло рявкаю я. Так, чтобы слышали как можно больше людей, чтобы они знали, кого будут защищать.

– Не может…

– ВАШ ПРИНЦ ПЫТАЛСЯ ИЗНАСИЛОВАТЬ ОДНУ ИЗ МАР! А КОГДА ОНА СОПРОТИВЛЯЛАСЬ, ОН… её убил, – последнее я выдавливаю с шипением. – Убирайтесь. С моей. Дороги.

– Он тронул Мару?

– Как он мог? Они же…

– …отмечены самой богиней.

– Он навлёк на нас её гнев!

– Что, если они не будут нас защищать?

– Кто поможет с нечистью?

– Мару пытались… обесчестить?!

Капитан и солдаты столбенеют и не знают, что делать, слыша возмущённый шёпот толпы, который всё растёт позади меня. Из дворца быстрым маршем выходят ещё двадцать солдат и новым строем встают позади первой линии.

– ОТДАЙТЕ МНЕ ПРИНЦА! – кричу я в окна второго этажа, где горит свет. Я начинаю расхаживать взад-вперёд, как хищник перед добычей, которой удалось ускользнуть в нору. – ТОТ, КТО ПОСМЕЛ ТРОНУТЬ МОЮ СЕСТРУ, ДОЛЖЕН ЗАПЛАТИТЬ!

– Ты не можешь войти, а его высочество не выйдет. Уходи, Мара! – капитан вновь расправляет плечи, чувствуя себя увереннее благодаря подобному численному превосходству.

Я уже поняла, что выстоять против этой толпы в одиночку шансов у меня мало, но, прокрутив меч в руке, я решаю, что если они не отступят, то я хотя бы заберу с собой так много, как смогу. Уходить я не собираюсь. Стражи вытаскивают мечи, а я отбрасываю края мантии назад, открывая руки и плечи для большей манёвренности.

Сзади раздаётся крик. Вначале один, потом второй более испуганный, а затем вся толпа идёт волнами, и даже в свете факелов я замечаю, как капитан бледнеет, глядя куда-то мне за спину. Когда я оборачиваюсь назад, через толпу, как сквозь воду, в ярко-алых плащах идут мои сёстры, Мары. Все, кто остался. Все пятеро. Во главе с самой старшей, Кирой, и моей наставницей Ириной. Я ошеломлённо смотрю на них, опуская лезвие меча вниз, когда они встают рядом и позади меня. На них также парадные одежды, лучшие, что у нас есть. И у каждой сбоку висит по мечу. Они пришли поддержать моё решение. В блеске их глаз и тенях на лицах я вижу то, что не разглядела до отъезда.

Злость на свою судьбу и желание отомстить.

Кусок варёной картошки плюхается обратно в суп, когда Аарон замечает меня и забывает донести ложку до рта.

– Ты ходишь как призрак! – возмущённо говорит он, вытирая салфеткой бульон, капли которого попали ему на рубашку.

Мы вернулись с Мороком во дворец сразу после заката. Слуга Тени во дворец не пошёл, а я, после того как отнесла покупки в свою комнату, решила пройтись по окрестностям. Я планировала тихо изучить дворец, пока никто не следит, и, может, найти оружейную, чтобы стащить хоть небольшой кинжал. Но нашла только кухню. Тогда я решила, что кухонный нож лучше, чем ничего, но, войдя, наткнулась на Аарона, который в одиночестве за высоким столом ест свой скромный ужин. На нём только белая рубашка и чёрные штаны.

– Почему ты тут один? – Мне стоило бы уйти и продолжить поиски, но я устала, поэтому присаживаюсь прямо напротив него.

Стулья тоже высокие, скорее всего, здесь нарезают овощи и фрукты – на столе имеются борозды от ножа. Но сейчас на нём стоят несколько мисок с едой, столовые приборы, кувшин с водой и стаканы.

– Люблю поесть в одиночестве, – отвечает он, возвращаясь к еде.

– Мне уйти?

Отхлёбывая суп, молодой человек поднимает на меня взгляд зелёных глаз.

Сестра мне часто говорила, что её сердце забилось быстрее, когда Ариан ей впервые улыбнулся. Говорила, что он весь был как тёплый свет с белоснежной улыбкой и блеском золота в волосах.

– Когда-нибудь и ты, Агата, не сможешь оторвать взгляд от мужской улыбки, – смеялась тогда Анна, пихая меня локтем под рёбра.

Мне это было непонятно до сих пор, потому что я легко отворачивалась от мягкой улыбки Даниила. Но теперь почему-то не могу оторвать глаз от хмурого, излишне пристального взгляда своего же охранника.

Да и о каком учащённом сердцебиении может идти речь? Моё сердце не бьётся вовсе.

– Нет, – поразмыслив, отвечает Аарон и вновь утыкается в тарелку.

– Я думала, ты будешь караулить каждый мой шаг.

Он пожимает плечами и нагибается к ложке, отчего его длинные чёрные волосы спадают вперёд.

– Мне не нужно ходить за тобой по пятам, чтобы заметить, как ты пытаешься стащить нож.

Мои брови взлетают вверх. Сейчас он на меня не смотрит, и до этого, я видела, он смотрел мне в глаза, не обращая внимания на руки. Аарон допивает бульон и ставит пустую миску обратно на стол. Он улыбается мне такой ласковой улыбкой с огромной долей жалости, что я недовольно сжимаю губы.

– Агата, если ты не знаешь, то у тебя в руке десертный нож. Он тупой.

Я фыркаю, со звоном возвращая серебряный столовый прибор на стол, который запихала в рукав, думая, что он не видит. Молодой человек кивает.

– Хорошая девочка. Не хотелось насильно проверять, куда ты его спрятала.

– Может, он тупой, но в глаз, думаю, войдёт легко, – нарочито равнодушно бросаю ему я.

Он молча отклоняется на спинку стула и складывает руки на груди.