Евсеич оглянулся.

Блуждающая улыбка изменила его мятое, как сапоги, лицо.

Замков на желтом портфеле было два. Может, Евсеич забыл про цифровые коды, он не пытался открыть замки, просто рвал их. Притоптывал ногами от нетерпения, постанывал. До меня дошло, наконец, почему в редкой траве здесь и там валяются мундштуки, пуговицы, обрывки ремней, совсем не тронутые коррозией пряжки. Добравшись до Большой лиственницы, счастливцы торопились избавиться от всего ненужного. Они не хотели начинать новую счастливую жизнь со старыми, не принесшими им удачи побрякушками. Долой! Из желтого старомодного портфеля выпал моток тонкой веревки (может, намыленной), мятый платок, полетели таблетки в облатках, в баночках, в упаковках. Глаза Евсеича пылали. Зачем ему лекарства? Он добрался до настоящего здоровья. Он теперь выиграет все судебные процессы!

40

Опять треньканье.

Вытащив телефон, я медленно пошел вокруг Большой лиственницы.

Никто меня не остановил. Все, что могло случиться, уже случилось. Никого не застрелили, все добрались до волшебного дерева, гигантская живая антенна готова была питать новых пользователей неистощимой энергией Космоса.

«Этот Левшин совсем обалдел».

Мне было неинтересно слушать обывателя. Я рассмеялся.

«Этот твой Левшин совсем обалдел, – хмуро повторил Роальд. – Все твои приятели придурки. Что за волосы ты передал ему перед отъездом?»

«Просто прядка», – ответил я.

«Чья прядка?»

«Возможно, ребенка. Возможно, его зовут Зиг».

«А где ребенок?»

«Возможно, в клинике Абрамовича».

«Ага! – хмуро выдохнул Роальд. – Значит – возможно – на снимках этот самый ребенок?»

«Вы забрали цифровую камеру из сада?» – догадался я.

«Вот именно. И нашли несколько интересных снимков. Действительно какой-то ребенок. Высунулся в окно».

«Волосатый?»

«Как медведь. Я такого никогда не видел. Даже на лбу, Даже на щеках волосы».

«И ступня большая?»

«Какая еще ступня?»

Я не сердился на непонятливость обыкновенного обывателя.

Не сучок, не листок, а на дереве растет. Это я увидел на корнях целую россыпь грибов-трутовиков.

«Ну, не знаю, – все же ответил Роальд. – Ступня в кадр не попала. Кстати, что такое кристы и форамены?»

Похоже, Левшин достал и его.

Я сперва хотел сказать, что это всякие развратные иностранные девки, но пожалел сыскаря. Он-то чем виноват? Запрограммирован определенными силами. Сам не знает, что делает. Поэтому ответил: «Кости», и сразу увидел под Большой лиственницей человеческий скелет. Височная кость покрылась зеленью, будто ее облили чернилами, сквозь пустую глазницу пробился сухой хвощ. Может, это Антон прильнул к земле, кто знает?

«Все твои приятели – придурки, – хмуро стоял на своем Роальд. – Левшин, например, утверждает, что ему со всего света присылают диковинки. Всю жизнь занимается диковинками и непонятными вещами. Сейчас пишет большую книгу с профессором Рыбниковым. Это его учитель. Недавно с Севера Левшину прислали человеческие копролиты. Если не знаешь, что это такое, то переведу. Человеческое говно. Просто человеческое говно. Левшин называет его копролитами, но на самом деле всего лишь говно. Только окаменевшее. Изучает его под микроскопом, утверждает, что фауна и флора отличаются от наших».

«При чем тут мохнатый ребенок?»

«Да при том, – наконец заорал Роальд, – что этот ребенок в клинике – не совсем ребенок! И прядка, которую ты передал Левшину, не совсем волосы! В них много ланолина. Это такое специфическое вещество. Его так много, что это уже не волосы, а шерсть! Волосы, переданные тобой, просто нашпигованы пористыми клетками с большим количеством линолина! Типичная штука для животных, но перед нами ведь не детеныш, а ребенок!»

«Левшин советовался с кем-нибудь?»

«Конечно. Все с тем же профессором Рыбниковым. С кем еще? Он теперь попал во все энциклопедии, а раньше в Монголии любой дикий человек мог сорвать с него шапку. Живет нынче в Бельгии. Я видел его отчеты в архивах. Да не Левшина, а старика отчеты! И не в научных архивах, а в архивах госбезопасности! Старик не простой, работал в закрытой шарашке, создавал для соввластей Нового человека. Доходит? Неважно, кто подпустил меня к бумагам, это к делу не относится, у меня свои каналы. Важно, что я своими глазами видел постановление Особой комиссии, созданной в сорок втором году при научном отделении Совнаркома. «Опыты межвидовой гибридизации должны быть продолжены». Доходит? «Опыты должны быть обставлены всеми необходимыми мерами предосторожности и протекать в условиях строгой изоляции женщин, исключающей возможность естественного осеменения».

«Ты об Офицере?»

«Я о профессоре Рыбникове».

«Не вижу разницы. Это один человек. Та детская прядка действительно необычна?»

«Если ты срезал ее с живого существа, ученые всего мира с деревьев попадают. Так Левшин говорит. А если с покойника, то укажешь, где зарыт труп».

«Рыбников ответил Левшину? Он что-то написал Левшину?»

«Мы одни. Вот что он ему написал».

«Это что-нибудь значит?»

«Откуда мне знать? Спроси Левшина. Он утверждает, что это глубоко философский ответ. Якобы два этих слова стоят всей мировой философии. А кто ответит на вопросы мадам Генолье? Кстати, – припугнул он меня, – Архиповна тоже скоро возвращается».

«А ты закончил ремонт моей квартиры?»

Роальд грубо хохотнул и связь оборвалась.

К этому времени я вышел на западную сторону поляны.

Почти горизонтально метрах в двух над землей торчал толстенный, обломанный на конце сук. Сломанная верхушка затекла смолой, а близко к стволу висело лагерное било – кусок рельса на обрывке колючей проволоки.

41

Стемнело.

В небе высветились звезды.

В такую ночь, вспомнил я, Харитон Пестов увидел в гостиничном окне зимнее небо. Его тогда будто в сердце укололо. Девочка на краю обрыва. Дальше я забыл. Да и раньше не помнил, знал только со слов Евелины. Я подумал: это святая. О чем Евелина напишет в книге теперь, став хромоножкой? Глядя в замерзшее гостиничное окно, Харитон вдруг увидел чудовищные пространства, пронизанные неведомой энергией. И бездна нам обнажена с своими страхами и мглами. Кристаллическое дерево на оконном стекле переливалось перед ним мерзлыми радугами. Оно показалось ему чудесным. Оно открывало дорогу в небо. Он вдруг понял: только энергия Космоса, ее неизвестных разумных сил способна противостоять определенным силам. Только звездный свет вымывает из сознания густую муть чужих программ.

– Еду и выпивку для горстки подлецов!