До песчаной косы оставалось каких-то двадцать-тридцать метров, когда над головой пронеслась трасса разноцветных пуль и веером ушла правее, рассыпалась разноцветно, как горсть тугих брызг на солнце. Как и рассчитал Нелюбин, немцы опасались вести огонь в сторону острова. Значит, охранение там всё же выставлено. Но остров молчал. Часть плотов первого взвода снесло левее. И именно они первыми попали под огонь дежурных пулемётов. Немцы стреляли вслепую. Закричали первые раненые, зашлёпала вода. И тотчас сверху удалили три или четыре пулемёта. А вслед за ними разорвалась серия мин. С острова ударил МГ. Ну, теперь конец, ошалело подумал Нелюбин, но, заметив, что трассы с острова уходят вверх, в сторону немецких пулемётов, мгновенно сообразил, что это начал действовать пулемётный расчёт лейтенанта Кузеванова. Только где они раздобыли скорострельный трофей? И уже не таясь и чувствуя пальцами ног гальку твёрдого дна, Нелюбин закричал:

– Ребятушки! На берег! Разом! Налегли-и-и! – Он сразу забыл всё уставные команды и, понимая, что его бойцам, копошащимся в тумане среди высоких фонтанов, поднимаемых взрывами, среди пулемётных трасс, достаточно его ободряющего крика о том, что берег вот он, рядом, в нескольких шагах, ринулся вперёд. Он перекинул через голову свои сапоги – где там, ёктыть, их обувать, некогда, – взвалил на плечо ящик с гранатами, а в свободной руке держа ППШ, поливал берег огнём и жестоко матерился. – Вперёд, ребяты! Наша берёт!

– Быстрей! Быстрей! В мёртвую зону! – кричал кто-то из взводных.

Да нет, не самым проворным оказался Кондратий Герасимович, правее его уже устраивался прямо на песчаной косе старший сержант Веденеев со своим ДШК. И через минуту две коротких, пристрелочных, и длинная, веерная очередь крупнокалиберного пулемёта резанули гребень горы как раз в том месте, где трепетало пламя на дульном срезе скорострельного МГ. Немец замолчал.

– Молодец, Веденеев! Уходи под обрыв! Всем – под обрыв! Ребятушки! – кричал Нелюбин, и под горлом у него зыбало: переплыли, ёктыть, перелезли, теперь бы зацепиться…

Бойцы выскакивали из воды, хватали ящики, оружие, раненых товарищей и бежали к круче. Только несколько плотиков, потерявших своих гребцов, медленно сносило течением вниз. Вокруг них продолжали подпрыгивать высокие фонтанчики. Прозевав высадку, немцы вымещали злобу на беспомощных целях, добивая раненых и рубя тела убитых, лежавших поперёк брёвен.

Основные силы роты собрались под обрывом. Третий взвод, с которым переправлялся замполит Первушин, высадился правее и успел укрыться в овраге, заросшем лозами и кустарником. Это спасло не только группу Первушина, но и всю роту. Овраг оказался в их руках. Не бог весть какая позиция, но всё же – позиция. Есть где укрыться. Есть где сосредоточиться и организовать оборону.

Выше стрельба достигла такой интенсивности, что, казалось, там форсировал реку полк, и теперь немцы всеми силами и средствами, с привлечением артиллерии и миномётов, пытаются сбить его обратно в реку. Быть может, именно это обстоятельство и отвлекло в какой-то момент немцев от горстки бойцов старшего лейтенанта Нелюбина, которая под прикрытием тумана и пулемёта, длинными прицельными очередями бившего с острова, успела выскочить из воды, покинув свои хитроумные плотики, и укрыться в непростреливаемом ни артиллерией, ни пулемётами мёртвом пространстве.

– Уходим в овраг! Передать по цепи – в овраг! – кричал, хрипя остатками голоса, Нелюбин.

Он понимал, что роту надо поскорее загнать под обрыв, увести с косы, которую уже вовсю расчёсывали пулемётные очереди.

– Живее, ребята! Живее! Сейчас опомнятся, закидают гранатами!

– Занимай овраг! Глубже продвигаться!

И тотчас несколько длинных «толкушек» шлёпнулись на песчаной косе. Раздались взрывы. Прижавшихся к обрыву обдало камешником и мокрым песком. Вскрикнули раненые. С острова снова ударил длинными очередями пулемёт Веденеева. Эх, молодчина старший сержант, думал Нелюбин, поглядывая то в сторону острова, то вверх, откуда можно было ждать новых гранат. Но пулемёт Веденеева, видимо, отгонял гранатомётчиков от обрыва. Ну какой молодчина его пулемётчик!

Вскоре рота сосредоточилась в овраге. Немцы постреляли ещё немного, бросили несколько десятков мин, которые разорвались чуть дальше косы, в устье оврага, в болотине, и замолчали.

А правее, и уже вроде как вверху, шёл бой.

Удивительным оказалось то, что ни берег, ни овраг не были заминированы. Не успели. Немцы просто не успели это сделать. Так что прав оказался комполка, выдвинув Седьмую вперёд и приказав ей с ходу форсировать реку.

День прошёл относительно спокойно.

К вечеру прекратился бой и возле города. То ли сбили наших с берега, в Днепр, то ли они всё же закрепились, и немцы взяли паузу, чтобы перегруппироваться. Понять пока ничего толком было нельзя.

Тем временем Седьмая рота окапывалась по склонам оврага. Нелюбин сам расставлял пулемёты. Снова пригодились трофейные миномёты. Для них Кондратий Герасимович приказал копать отдельный окоп, внизу, в самом укромном месте. Там, возле ручья, и установили всё три «трубы». Жаль только, что мин к ним оказалось маловато. Оба плотика, на которых переправляли ящики с минами, перевернуло во время миномётного обстрела. Оставалась надежда, что затонули они на отмели и их можно ещё поднять.

– Вы утопили, вы, ёктыть, и вытаскивайте, – сказал Нелюбин миномётчикам. – Как хотите, а чтоб мины к утру были на позиции. Хотите к немцам ползите, а хотите в речку лезьте…

До ночи они заминировали все подходы к оврагу. На тропинках, возле деревни, установили растяжки. Ночью Нелюбин отправил три группы разведчиков – во все три стороны. Миномётчики отправились на берег. А сам Кондратий Герасимович приказал радисту связаться со штабом полка и доложил обстановку.

– Почему долго не докладывал? – спросил полковник Колчин, и в голосе его чувствовались и раздражение, и удовлетворение действиями Седьмой роты, и беспокойство о дальнейшей их судьбе.

– Соблюдал радиомолчание. Проявлял военную хитрость, – ответил Нелюбин.

– Ладно, хитрец, держись. Как себя ведёт противник?

– Пока тихо. В километре или двух выше по течению почти весь день шёл бой. Выясняю, что там и кто там. Вернётся разведка, доложу. Думаю, им пока не до нас. Но дольше ночи они нас тут терпеть не будут.

– Держись, держись, Нелюбин. Удержишь плацдарм, Звёздочка тебе обеспечена. Золотая Звезда! Понял? Ну что молчишь?

– О Звезде думаю, товарищ полковник.

– Правильно. Думай. И всеми силами и средствами стремись получить её.

– Да я не о том. Гимнастёрка у меня старая. Штаны новее.

– Ну, Нелюбин, матерщинник чёртов! Плацдарм не захватишь, я с тобой разберусь! Шутник мне нашёлся…

Полковник Колчин бросил трубку. Наверное, думает, что я вместо двухсот подъёмных граммов четыреста заложил, подумал Нелюбин. Это были минуты, когда он не боялся никакого начальства. Что ему начальство с таким приказом? От приказа он не отказывался и, считай, наполовину уже выполнил его. Полез в воду без всякого прикрытия и благополучно переплыл на примитивных плотах через Днепр. Но что его ждёт дальше? Что останется от роты, если немцы контратакуют? А они обязательно постараются спихнуть их обратно на песчаную косу, чтобы там расстрелять из пулемётов. Кто выживет? И выживет ли кто? И останется ли живой он сам? Жизнь-то подороже Звезды Героя. Когда комполка бросил трубку, Нелюбин забеспокоился вот о чём: только бы нашлись утопленные мины, потому как без усиления, хотя бы такого, им тут берег не удержать.