Треск ломающегося дерева прозвучал подобно выстрелу в темноте. Лестницу затопил зловонный запах гниющего мяса.

— Вот черт! — Эти два слова эхом запрыгали в темноте. Я тут же пожалела, что я их произнесла. Что-то большое выскочило в коридор; отвратительные чавкающие звуки стремительно приближались к лестнице.

Я прыгала через две ступеньки. Мэнни тоже не надо было подгонять — но и тварь внизу прибавила ходу. Полоса света под дверью показалась мне такой яркой, что было больно смотреть. Мэнни распахнул дверь. Солнце ударило нам в глаза, и мы временно ослепли.

Тварь на лестнице закричала, застигнутая солнечным светом. Крик был почти человеческим. Я начала поворачиваться, чтобы взглянуть, но Мэнни захлопнул дверь и покачал головой:

— Ты не хочешь на это смотреть. И я не хочу.

Он был прав. Так почему же меня так тянуло открыть дверь и увидеть в темноте что-то бледное и бесформенное? Кричащий кошмар наяву. Я посмотрела на закрытую дверь и оставила все как есть.

— Ты думаешь, оно полезет за нами? — спросила я.

— На свет?

— Ага.

— Вряд ли. Но давай не будем выяснять.

Я согласилась. Солнечный свет заливал гостиную. Такой реальный и теплый. Крик, темнота, зомби — все это казалось ненастоящим при свете дня. Химеры, исчезающие, когда наступает утро. Но я-то знала, что это не так.

Я открыла наружную дверь спокойно, не торопясь. Разве я чего-то боюсь? Но я прислушивалась — прислушивалась так внимательно, что слышала шум крови в ушах. Прислушивалась к чавкающим звукам погони. Тишина.

Антонио по-прежнему был на посту. Может, предупредить его о кошмаре, что гнался за нами по лестнице?

— Ну как, трахнули зомби внизу? — поинтересовался Антонио.

Не стоит предупреждать старину Тони.

Мэнни сделал вид, что не услышал, а я посоветовала:

— Спустись и трахни себя в задницу.

Антонио только крякнул.

Я спустилась с крыльца. Мэнни шел рядом. Антонио не достал оружия и не стал в нас палить. Удачно денек начинается.

Маленькая девочка на трехколесном велосипеде остановилась рядом с машиной Мэнни и смотрела, как я забираюсь на пассажирское сиденье. Я взглянула в ее карие глазки. Лицо девочки было почти черное от загара. Ей было не больше пяти.

Мэнни уселся за руль, завел мотор, и мы поехали. Девочка смотрела нам вслед. Перед тем, как мы завернули за угол, она снова принялась ездить туда-сюда по тротуару.

Кондиционер нагнетал в машину холодный воздух. Мы ехали через жилые кварталы. Улицы были пусты. Все на работе. Во дворах играли детишки. На ступеньках сидели мамаши; ни разу не видела, чтобы с детьми оставались отцы. Все в мире меняется, но не настолько. Мы с Мэнни молчали. Это было неловкое молчание. Натянутое.

Мэнни украдкой взглянул на меня краем глаза.

Я откинулась на сиденье, и ремень безопасности вдавил пистолет мне в живот.

— Итак, — сказала я, — когда-то ты приносил в жертву людей.

Мне показалось, что Мэнни вздрогнул.

— Ты хочешь, чтобы я солгал?

— Нет, я хочу не знать. Я хочу жить в благословенном неведении.

— Ничего у тебя не получится, Анита.

— Я уж вижу, — сказала я. Я поправила ремень, чтобы пистолет не врезался мне в тело. Совсем другое дело. Если бы только все остальное можно было бы так же легко поправить.

— И что же мы будем делать?

— С тем, что ты теперь знаешь? — Мэнни посмотрел на меня. Я кивнула. — Произнеси неистовую обличительную речь. Скажи, что я злобный ублюдок.

— Не вижу в этом особого смысла, — сказала я.

Он взглянул на меня внимательнее:

— Спасибо.

— Я не сказала, что ты поступал хорошо, Мэнни. Я просто не собираюсь на тебя орать. Пока, во всяком случае.

Нас обогнал большой белый автомобиль, набитый темнокожими подростками. Их стереосистема вопила так оглушительно, что у меня закачались зубы. У шофера было плоское лицо с высокими скулами — как ацтекская маска. Наши глаза встретились, и он губами изобразил поцелуй. Остальные громко расхохотались.

Вздохнув, я подавила желание сделать в ответ непристойный жест. Не нужно подзуживать этих щенков.

Они свернули направо. Мы поехали прямо. Слава Богу.

Мэнни остановился на светофоре. У светофора был указатель «40-я Западная». Двести семьдесят миль до Олив и короткая прогулка к моей квартирке. Час сорок на все. Ерунда — но не сегодня. Сегодня мне хотелось поскорее избавиться от общества Мэнни. Мне нужно было подумать. И решить, как же быть дальше.

— Поговори со мной, Анита, пожалуйста.

— Клянусь Богом, Мэнни, я просто не знаю, что сказать. — Правду; друзья должны говорить друг другу исключительно правду. Угу. — Мы знакомы уже четыре года, Мэнни. Ты хороший человек. Ты любишь свою жену и детей. Ты спас мне жизнь. Я спасла жизнь тебе. Я думала, что знаю тебя.

— Я не изменился.

— Нет. — Я посмотрела на него. — Ты изменился. Мэнни Родригес ни при каких обстоятельствах не стал бы приносить в жертву людей.

— Это было двадцать лет назад.

— На убийство нет срока давности.

— Ты сообщишь в полицию? — Его голос был очень тихим.

Светофор переключился, и мы влились в утренний поток машин — плотный, как обычно у нас в Сент-Луисе. Не лос-анджелесские пробки, конечно, но то и дело приходится тормозить и рвать с места. Очень раздражает. Особенно в это утро.

— У меня нет доказательств. Только слова Доминги. Я бы не назвала ее надежным свидетелем.

— А если бы у тебя были доказательства?

— Не надо меня провоцировать, Мэнни. — Я выглянула в окошко. Серебристая «миада» с опущенным верхом. Седеющий водитель был в лихой кепочке и гоночных крагах. Кризис среднего возраста.

— Розита знает? — спросила я.

— Подозревает, но не знает наверняка.

— Не хочет знать, — уточнила я.

— Наверное. — Он повернулся и взглянул на меня.

Красный «форд» был прямо перед нашим капотом.

— Мэнни! — заорала я.

Он ударил по тормозам, и только ремень безопасности не дал мне поцеловаться с приборной панелью.

— Господи, Мэнни, следи за дорогой!

Несколько секунд он сосредоточенно следил за дорогой, потом, уже не глядя на меня, спросил:

— Ты хочешь все рассказать Розите?

Я задумалась на мгновение. Потом отрицательно покачала головой, но, сообразив, что он не может этого увидеть, сказала: