— А разве субастики могут выдвигать кандибратов? — поинтересовался Субастик.

— Кандидатов, — машинально поправил его господин Дауме. — Конечно нет.

— А задвигать? — быстро спросил Субастик.

— Тоже не можешь, — так же машинально ответил господин Дауме. — Ты должен явиться на собрание, приняв вид одного из членов общества.

— И в кого ты меня хочешь превратить? — деловито спросил Субастик.

— Да все равно в кого, — отмахнулся господин Дауме, лихорадочно думая о своем. — Хоть в господина Твифеля, хоть в госпожу Гернер, хоть в Жабмана…

— В Жабмана? — оживился Субастик. — Жабмана я знаю. Мы с папой Пепперминтом угодили как-то раз к нему на чердак, и он нас там запер. Вот была потеха! В общем, я согласен. Берем Жабмана.

— И как долго будет действовать такое пожелание? — спросил господин Дауме.

— Сорок пять минут, не больше, — сообщил Субастик. — Как всегда.

— Мало, — хмуро сказал господин Дауме. — Придется загадать двойную порцию. А что мы будем делать с настоящим Жабманом?

— Да уж найдем, чем его развлечь, — беспечно ответил Субастик. — Можно в настольный теннис с ним сыграть. Можно в лото или в «колпачки». Мало ли игр на свете…

— Не городи ерунды! — вспыхнул господин Дауме. — Что нам сделать, чтобы он не заявился на собрание? — Господин Дауме задумался. — Пусть в пробке у нас посидит! Так и пожелаю.

Когда господин Дауме вошел в клубный зал, духовой оркестр в составе четырех музыкантов, именовавших свой музыкальный коллектив «Торнадо», исполнял медленный вальс. На площадке перед сценой кружились три пожилые пары. У всех танцоров на ногах были роликовые коньки старинного фасона: высокие белые кожаные ботинки на шнуровке, к которым были приторочены раздвижные металлические пластины с четырьмя колесиками на каждой ноге. Мужчины были в трикотажных рубашках с надписью «Клуб любителей роликовых коньков» и в белых брюках, дамы — в таких же рубашках и белых коротких юбочках.

На сцене за длинным столом восседал президиум клуба. В центре расположился сам президент, господин Доррман, слева и справа от него — члены совета. Перед президентом был установлен микрофон. Одно место за столом оставалось пока пустым. Оно предназначалось для господина Жабмана.

Внизу за такими же длинными столами, покрытыми белыми бумажными скатертями, сидели рядовые члены клуба. Мужская половина запаслась пивом, женская — вином и соками.

В тот момент, когда господин Дауме нашел себе местечко за одним из столов, музыка кончилась. Публика отозвалась громкими восторженными аплодисментами. Танцоры поклонились, отстегнули коньки и присоединились к собравшимся.

Один из членов совета постучал пальцем по микрофону, чтобы проверить, все ли в порядке, дунул в него еще разок для пущей надежности и рявкнул, явно недооценив возможности техники:

— Начинаем выдвижение кандидатов на пост президента нашего клуба, — прогремело на всю округу. — Какие будут предложения?

Господин Дауме обернулся и нервно посмотрел на входную дверь.

Пожилая дама за соседним столом подняла руку.

— Прошу, — сказал ведущий.

Дама встала и, немного смущаясь, сказала:

— Господин Доррман так замечательно руководил нашим клубом на протяжении четырнадцати лет! Предлагаю, чтобы он остался на этом посту и на следующие два года!

Любители роликовых коньков дружно захлопали.

Господин Доррман благосклонно кивнул и взял слово:

— Благодарю за лестные слова, которые я, скажу без ложной скромности, несомненно, заслужил. Постараюсь и в дальнейшем трудиться на благо нашего клуба и оправдать ваше доверие.

Секретарь собрания, сидевший с самого края, записал в протокол фамилию первого кандидата: «Доррман».

Господин с микрофоном спросил:

— Какие будут еще предложения?

Господин Дауме опять обернулся. С каждой секундой он нервничал все больше и больше.

И тут дверь распахнулась и вкатился господин Жабман. На ногах у него были первоклассные однополозные коньки. Рассекая воздух, он пролетел мимо остолбеневших зрителей и лихо вспрыгнул на сцену, чуть не своротив стол. Стол покачнулся, микрофон поехал, но господин Жабман успел его подхватить. Теперь он стоял на сцене с микрофоном в руках и жизнерадостно притоптывал левой ногой.

— Привет, старичье! — бодро прокричал он.

Я торопился очень к вам,

Я говорил своим ногам:

Шуруйте быстро, не ленитесь!

На выборы скорей катитесь!

Меня не подвела новинка!

Эй, Дауме, почеши мне спинку

В награду за такой пробег!

Рекорд мой вам не повторить вовек!

Публика развеселилась и опять принялась хлопать. Господин Жабман раскланялся, сел на свое место и помахал рукой господину Дауме, который поспешил отвернуться и сделал вид, что к нему это не относится.

— Благодарим вас за энергичное приветствие, господин Жабман! — сказал со сдержанной улыбкой господин Доррман. — При такой энергии могли бы и не опаздывать, — заметил он не без ехидства.

— Энергичное опоздание не нуждается в оправданиях! — ответил с радостной улыбкой господин Жабман. — Смотри правило номер сто девять из Сводных правил Суб… то есть Жабмана.

— Это очень мило, господин Жабман, — сказал президент, — что у вас так много правил, которые вы активно соблюдаете. Но в нашем клубе тоже есть свои правила. Своим появлением вы нас перебили. Мы как раз приступили к выдвижению кандидатур на пост президента нашего клуба. Так что попрошу вас больше никого не перебивать. Вот такое у нас правило!

— Конечно, — согласился господин Жабман. — Мне вас всех тут и не перебить. Я вообще драться не люблю. Тем более со старичками. Старших нужно уважать, верно? Я вот то же самое и своей собаке втолковываю! Не цапай за ноги старушек! Не цапай! А она, вредная такая, любит бабушек погонять! — тараторил господин Жабман.

— Послушайте… — начал было президент, багровея.

— А-а-а, какой же я тугодум! Вы, наверное, совсем в другом смысле говорили! Чтобы я не встревал, так сказать! Это я пожалуйста, не буду. Я и свою собаку все время учу: не тявкай, когда другие разговаривают! А она все тявкает и тявкает! Хотя, если вдуматься…

— Господин Жабман! — прикрикнул на говоруна господин Доррман.

— А что вы встреваете? — возмутился господин Жабман. — Сами же сказали, что у вас есть правило — не перебивать! Это что же получается: одним можно, а другим нельзя? Еще мой дедушка по отцовской линии, его случайно тоже звали Жабман…

— Господин Жабман! — строгим голосом сказал президент, пытаясь призвать самозваного оратора к порядку.

— Да, верно, по правилам нужно было бы сказать «господин Жабман», — продолжал тараторить нарушитель спокойствия. — Ведь он же мужского пола, мой дедушка. Стало быть, он господин. А вот бабушка моя, она, соответственно, звалась «госпожа Жабман». Хотя это «жа» — ни к селу ни к городу. Почему «госпожа»? Правильнее было бы «господинка», верно? Но бабушка у меня была хорошая, покладистая такая — госпожа так госпожа…