— За один карниз? Рукавом и полой? — спросил с сомнением Роджер. — Прореха на локте кажется чересчур аккуратной.

— Словно там поработало лезвие — ты это хочешь сказать? — спросил Ракоци, останавливаясь.

Взгляды темных и синих глаз на какое-то время скрестились.

— Нечего на меня так смотреть, — не выдержал Ракоци. — Ночные грабители орудуют во всех городах. Один из таких любителей легкой поживы имел глупость наскочить на меня. — Он недовольно поморщился. — Его найдут позже. В реке. Живым. Но изрядно помятым.

— При нем был нож, — уточнил Роджер.

— Какой-то топор. — Ракоци мотнул головой, и на правой щеке его, на мгновение попавшей в свет лампы, обнаружился длинный порез. — С узким лезвием, насаженным на копейное древко. — Он притронулся пальцами к ране. — Ерунда, скоро все заживет.

— Разумеется, — отозвался Роджер. — Это и впрямь был грабитель?

— А кто же еще? — задал Ракоци встречный вопрос. Да и какая разница, хотел он добавить, но счел за лучшее промолчать, чтобы не нагнетать обстановку.

— Ладно, — кивнул Роджер. — Пусть будет так. Пойду прикажу согреть воду.

— Благодарю. — Глаза Ракоци потеплели. — Слушай, дружище, ну ладно, хватит. Каюсь, я попытался схитрить, но мне это не удалось. Ты, как всегда, оказался на высоте и разоблачил мои плутни.

— Это было нетрудно, — ответил сухо слуга, но лед в его синих глазах начал понемногу таять.

К тому времени, когда воду согрели, небо уже посветлело и приобрело бледно-серый оттенок, в просветах между облаками засверкали первые солнечные лучи. Челядь проснулась: двое поваров хлопотали на кухне, истопник ворошил в печи спящие угли, вздувая огонь; еще трое слуг расставляли в не до конца отделанных комнатах дома верстаки для рабочих, обещавшихся этим утром пораньше прийти.

Все были заняты, но Ракоци сознавал, что ни один его шаг не укроется от внимательных взоров, и потому облачился в широкий халат с капюшоном, для пущей верности перекрестившись на лик архангела Гавриила. В предбаннике, где никого более не было, он сбросил халат и остался нагим. Утренний свет, проникавший в тесное помещение сквозь узенькое оконце, падал на его впалый живот, изборожденный белыми шрамами — от подреберья до основания таза. Эти шрамы были следами жестокой расправы, учиненной над ним еще в прежней жизни. Все же остальные ранения, полученные им после, быстро затягивались, не оставляя о себе никаких видимых напоминаний.

Баня была не единственным помещением в доме, где ему удалось настелить под полами слой венгерской, а точнее трансильванской, земли, однако здесь он ощущал особенное успокоение, которое даровали не только целительная энергия родной почвы, но также пар, запахи мокрого дерева и ласкающее кожу тепло. Он погрузился в просторную дубовую кадку и, прежде чем опуститься на дощатое днище, дал воде покачать себя на плаву. Потом с тихим вздохом сел, привалившись спиной к клиновидной доске, выступающей над другими клепками этой охваченной обручами купальни, которая, конечно, и в роскоши и в размерах уступала бассейну его римской виллы, но все же прекрасно отвечала своему назначению. Постепенно боль в спине стихла, затем исчезла вообще.

Его спальня, небольшая и строгая, скорее походила на келью, кроватью в которой служил продолговатый сундук, заполненный тем же карпатским грунтом. Скинув халат, Ракоци повалился на жесткий матрас и натянул на себя тонкое однослойное одеяло. Вскоре его веки сомкнулись, а дыхание постепенно замедлилось.

Роджер вошел к хозяину после третьей церковной службы и какое-то время стоял, ожидая, когда его тихий оклик возвратит того из скитаний по пространству, лишенному света и сновидений.

Ракоци проснулся и мгновенно сел.

— Что Годунов? — спросил он, ища взглядом часы, потом вспомнил, что те лежат в соседней комнате на комоде.

— Обещался заехать, — сказал слуга, изучая лицо господина. — Похоже, вам уже лучше. — Он удовлетворенно кивнул. — Рана почти затянулась и выглядит как царапина.

— Прекрасно! — Ракоци встал с постели. — Исчезновение пустячной царапины никого не смутит. Полагаю, кунтуш пойдет на тряпки?

Роджер кивнул еще раз.

— Уже. Я его распорол. Рукава отданы резчикам для вощения досок, остальное ушло в собор Александра Невского. При нем есть детский приют, а в складках вашего кунтуша уйма ткани. Хватит, чтобы тепло одеть нескольких ребятишек.

Правильное решение, — одобрил Ракоци, облачаясь в тонкую итальянскую блузу с узким стоячим воротником. Он потер материю пальцами, наслаждаясь ее мягкостью. — Сколько таких рубашек у нас осталось?

— Пять штук, — ответил Роджер, подавая ему шерстяной доломан сочного красного цвета и широкий серебряный пояс. — Я принес и рейтузы.

— Превосходно. — Застегнув одну за одной все десять пуговиц из гранатовых кабошонов, Ракоци натянул рейтузы и только тут заметил, что Роджер слишком старательно встряхивает его ментик. — Эй, дружище, в чем дело?

Роджер еще раз охлопал черную с серебром бархатистую ткань.

— Я вспомнил Ло-Янг. И то, сколько добра мы там бросили, когда началась охота на иноземцев.

— Ты думаешь, что-то такое может случиться и здесь? — спросил Ракоци, затягивая пояс. — Если тебе станет легче, могу сказать, что разделяю твои опасения.

— Слабое утешение, — констатировал Роджер, вовсе не удивленный ответом. — Но хорошо хоть, что вы сознаете угрозу.

Ракоци бесцеремонно забрал у слуги свой ментик и накинул его на плечо.

— Иными словами, ты полагаешь, что нам не стоило сюда приезжать? — Он склонил голову набок. — Ответь тогда, где бы ты предпочел сейчас оказаться? В Карпатах, раздражая своим присутствием турок? Они, несомненно, нашли бы и убили нас. А заодно и еще очень многих. Но я устал от резни. — Его темные глаза, обычно спокойные, гневно сверкнули. — Я не хочу быть ни убийцей, ни жертвой. Я мог бы рискнуть вернуться в Италию, но, похоже, у Папы ко мне накопились вопросы. Я мог бы поехать во Францию, но французам все еще нужна моя голова; и потом, католики там опять ждут малейшего повода, чтобы накинуться на гугенотов. А половина германцев уже вцепилась в глотку другой половине. Повсюду кровь и грызня. Подскажи, куда нам податься? К Оливии в Англию? Или прямиком — через океан — в Новый Свет? — Он проверил надежность шнуровки и похлопал себя по бокам. — Ну, все в порядке?

— С одеждой — да, — был ответ.

Ракоци досадливо крякнул, нагибаясь к своим сапогам.

— Подумай сам, мог ли я отклонить предложения польского короля?

Сапоги были прочные, на толстых подошвах, снабженных прослойками карпатской земли. Ближе стоял левый сапог, но он взялся за правый, следуя обыкновению, приобретенному им еще в Риме пятнадцать столетий назад.

— Думаю, при желании, вам это удалось бы, — парировал с вызовом Роджер.

— Вот как? — Ракоци взял с прикроватной стойки два перстня. Тусклые камни их мягко вспыхнули и засияли в его маленьких, узких руках. — Что ж, возможно, ты прав.