С видом знатока он окинул взглядом ее миниатюрную фигурку и разрумянившиеся щеки.

– Ты влюбилась, что ли?

– Не угадал, – сказала Рита. – Но за комплимент спасибо.

– Угу, – уныло потряс головой Сергеев.

Рита, потихоньку приходя в себя, присмотрелась к нему внимательнее.

– Плохи дела, Олег?

– Да не то слово! – отозвался он сердито. – Если бы ты знала, чего я за этот месяц насмотрелся… До конца жизни от мартышек и макак воротить будет.

– Бедный, – посочувствовала Чернова.

– Так если бы толк был, – возразил он. – А то тяну пустышку, как младенец, самому противно. Этому… долдону пытаюсь втолковать, а он знает только одно: рой глубже. Скоро уже до Америки дороюсь!

Сергеев машинально поискал, куда плюнуть, вспомнил о Рите и с шумом проглотил слюну.

– А у тебя что? – спросил он.

Рита увидела, как из своего кабинета выскочил Вировойша с ее папкой в руках. Строго и несколько надменно глядя перед собой, он запер двери и сейчас же свернул в сторону кабинета шефа.

– У меня, кажется, нормально, – сказала она.

– Да ну! – удивился Сергеев. – Расскажешь?

– Давай в другой раз, Олег, – побоялась спугнуть удачу Рита. – Я тороплюсь, правда. Пока.

– Всегда у тебя в другой раз, – проворчал Сергеев ей в спину. – Смотри, плохо кончишь.

А Рита шла по коридору и улыбалась.

Егор подумал, что ничего больше из себя не вытянет, и отправился варить кофе. Он целый день отдал на то, чтобы написать две страницы, хотя обычно, в рабочем разгоне писал не меньше четырех и даже пяти. Мог бы выдавать и по десять, как в молодые годы, но тогда текст быстро становился жидким и неубедительным, а от него разбалованные им же читатели ждали зрелых мыслей и плотных, берущих за живое выражений. Дилемма между тем, чтобы потрафить запросам публики и поскорее набить мошну, стояла перед ним довольно остро, хотя он, к своей чести, пока еще держался и не заканчивал книгу раньше, чем того требовали приличия.

Впрочем, от сегодняшнего дня проку не было ни по первому, ни по второму положению. Бесцветные фразы, проходные мысли, шаблонный юмор. Если бы он всегда так работал, он мог бы вскоре почувствовать, как шатается под ним кресло одного из самых востребованных писателей России.

Думать об этом было неприятно. Словцо «исписался» еще не лезло навязчиво в голову, но стояло неподалеку.

«Я устал, – в который раз подумал Егор. – Надо добить рукопись и на годик сделать перерыв. Уехать к черту на кулички, на какой-нибудь необитаемый остров и стать самым настоящим дикарем. Ловить рыбу, купаться с утра до вечера, лежать у костра и смотреть на звезды. И никаких излишеств. Разве что Пятницу какую-нибудь прихватить для разнообразия!»

Жанна…

Он закрыл глаза и еще раз произнес это имя. Казалось, оно явилось из ниоткуда и он сам выдумал его обладательницу, увидев ее мельком во сне или сотворив силой своего воображения. От того свидания в памяти осталось только прикосновение ее длинных, теплых пальцев и взгляд прозрачных глаз. Он даже голоса ее не помнил, а ведь они провели вместе целый вечер.

Прошло три дня с тех пор, как он проснулся утром с головной болью и с таким чувством, будто его выбросили из окна и затем он долго лежал без сознания. Жанны подле него не оказалось, как не оказалось ни одного сколько-нибудь существенного следа ее пребывания в доме. Хоть бы записка или пятнышко помады на бокале. Бокал, однако же, с недопитым вином стоял, из чего Егор мог сделать вывод, что странная гостья ему не пригрезилась. И на том спасибо.

Он ждал, что она позвонит или проявится еще как-то, например, зайдет на чашку чая (что, конечно же, было совершенно исключено). Он, правда, не был уверен, что дал ей номер своего телефона. В записной книжке его «Айфона» ее номер не значился, что также не обнадеживало. Но он все-таки верил, что их знакомство одним свиданием, пускай и столь позорно проваленным, себя не исчерпало. Он в каком-то даже упоении прождал весь день ее звонка, бог знает почему пребывая в уверенности, что она вот-вот позвонит.

На второй день его уверенности поубавилось, а на третий он почувствовал себя совсем больным.

Как следствие явилась вялость в работе, что было уже совсем некстати, учитывая поджимающие сроки, установленные издательством. Но хуже всего, что его стали посещать какие-то летучие, но очень отчетливые видения, которым он никак не мог дать объяснения. Он и раньше ни с того ни с сего погружался в некие далекие образы и застывал столбом то посреди улицы, то посреди разговора, вызывая у окружающих разноречивые, часто отрицательные, чувства. Но то было следствием работы его фантазии, его могучего воображения, ни днем, ни ночью не знающего покоя и не считающегося ни с правилами светского раута, ни с обязанностями галантного кавалера.

Сейчас же происходило что-то совсем непонятное.

Например, утром он бродил по холлу, поглядывая на недопитый бокал, вспомнил некстати странную картину Стасова с коридором и девочкой в голубом – и вдруг явственно видел, как кошка запрыгивает на кухонный стол. При этом кухни он видеть не мог, так как она была спрятана от него стеной и коридором. Ничего не понимая, Егор после минутного колебания, крадучись, двинулся в кухню и, к своему великому изумлению, обнаружил Асю сидящей на столе и пожирающей остатки его завтрака.

Вот те на! А он-то полагал, что она благовоспитанная особа, чуждая привычек своей плебейской родни.

– Ася! – воскликнул Егор в негодовании.

Ася гибко плюхнулась на пол и тут же исчезла под шкафом. Но сердце Егора было разбито. Называется, аристократка, бабушки и дедушки которой гуляли по коридорам Вестминстерского аббатства! И ведь кормит ее одними деликатесами, стоимости которых в его бездомную юность ему хватило бы на трехразовое горячее питание. Видимо, животное есть животное и его древние инстинкты не изменить никаким воспитанием.

Остановившись на этом заключении, Егор вдруг вспомнил, что застукать Асю с поличным ему удалось благодаря своему более чем своевременному озарению. Но откуда оно взялось? Не стала же в самом деле стена прозрачной. «Видимо, – немного подумав, решил он, – я, сам того не осознавая, уловил специфический шум в кухне, а воображение дорисовало остальное. Одним словом, ничего особенного».

Но на другой день случился другой казус, куда более существенный.

Егор после обеда дремал на диване, поглядывая одним глазом телевизор. Шла какая-то скучная познавательная передача, посвященная отмирающим улочкам Москвы. И вдруг ровный ход передачи нарушился, и Егор в возникшем перед ним сером коридоре увидел, как на узком перекрестке столкнулись черный «Мерседес» и голубая «Газель». Удар был такой силы, что «Мерседес» вылетел на тротуар и зарылся носом в угол одного из зданий. Досталось и «Газели»: весь ее куцый передок был смят в гармошку, а саму ее развернуло поперек улицы. Все это заняло не больше двух-трех секунд, после чего Егор, привскочив и поморгав, увидел, что на экране идет все та же спокойная передача и ровный голос диктора повествует о горестной участи исторических кварталов Москвы.