Мысли Хельги плавно перетекли к разговору с матерью незадолго до свадьбы. Она тогда спросила маму, почему та больше никогда не пыталась выйти замуж. Хельга ждала услышать что-нибудь вроде «не встретила такого, как твой папа» или «не хотела для тебя другого отца». Но странный ответ матери сбил Хельгу с толку. Мама сказала буквально следующее: — Не захотела больше ни с кем связываться, вот и не вышла.

Лишь после свадьбы Хельга по-новому осмыслила слова матери. В первую брачную ночь она отчетливо поняла, что может означать желание женщины «ни с кем больше не связываться».

Возможно, в семейной жизни имеют некоторое значение общие интересы и взаимное уважение супругов, но вот что такое любовь, так и осталось для Хельги тайной за семью печатями. Ее начали тревожить спавшие до поры до времени мысли, а действительно ли ее мать так уж сильно любила отца? И не было ли более прозаической причины, по которой она решилась выйти замуж?

Хельгу вдруг поразило открытие, какое сильное влияние могут оказать на чью-либо жизнь мелочи вроде забытой вещи или случайно подслушанного разговора. В самом деле, не вернись она тогда в учительскую, ее жизнь продолжала бы катиться по годами накатанной колее. И это была именно та жизнь, при которой Хельга считала себя по-настоящему счастливой. Теперь же Хельга с грустью чувствовала, что ее любимое состояние холодноватого безмятежного спокойствия раз и навсегда улетучилось. Зато теперь у нее все как у всех. Она замужем и скоро родит ребенка. И никто не будет вправе упрекнуть ее в том, что она старая дева и ей нечего делать дома по вечерам.

Конечно, предыдущий брак мужа не явился для Хельги внезапным открытием. Джеймс Вудвордс незадолго до свадьбы вскользь упомянул об этом и, предвосхищая возможные расспросы, причину своего разрыва с женой объяснил так: — Мы оказались очень разными людьми. Тем самым он дал понять, что не желает пускаться в дальнейшие объяснения, да Хельга на них и не настаивала.

Первая жена Джеймса Вудвордса, веселая заводная Джессика, бросила его через два года после свадьбы. Никто из знакомых Джеймса не сомневался именно в таком исходе. Все гадали лишь о том, как скоро это случится.

Действительно, более неподходящих для совместной жизни людей трудно было бы подобрать, даже если бы кто-то специально задался такой целью. Джессика обожала наряды, развлечения, шумные вечеринки с танцами до утра. Хозяйство она вела кое-как, ничуть не заботясь о горячих ужинах и чистых рубашках для мужа. Джеймс, стремившийся к спокойной размеренной семейной жизни, очень страдал от этого непреходящего бедлама.

В ответ на все попытки мужа хоть как-то изменить ситуацию Джессика закатывала свои красивые глаза и раздраженно заявляла:

— Как же ты мне надоел со своими вечными нотациями! Я молодая красивая женщина и хочу жить так, как мне нравится. Тебя, между прочим, к алтарю никто насильно не гнал.

Изменила она мужу практически в первые же месяцы их супружества, едва на горизонте замаячил более-менее настойчивый воздыхатель. Вскоре ее измены приняли столь очевидный характер, что провести ночь вне дома стало для Джессики нормой. В конце концов она потребовала у мужа развода, чтобы вновь выйти замуж, и вскоре молодые отбыли куда-то в западные штаты.

— Мы создаем собственный бизнес! — с гордостью заявила Джессика одной из своих бесчисленных подруг.

Джеймс Вудвордс дал Джессике развод без каких-либо возражений и с таким облегчением, которое удивило его самого.

Этих подробностей Хельга, конечно, не знала. Она лишь смутно догадывалась о причине расставания Джеймса с его первой женой, особенно после разговора с его старшей незамужней и бездетной сестрицей.

— В прошлый раз Джимми женился на вертихвостке! — решительно заявляла золовка, с наслаждением затягиваясь тонкой папиросой в длинном мундштуке. И смачно добавляла короткое грубое словцо, которое, по ее мнению, вполне точно характеризовало Джессику.

По доходившим до нее слухам Хельга знала, что у ее золовки была весьма бурная молодость. Сестра мужа понимала толк и в мужчинах, и в женщинах, так что ее суждению Хельга доверяла вполне. Хорошо, что она не слышала, как в одной из бесед с братом ее новая родственница выдала:

— В тот раз ты женился на вертихвостке, а в этот — на статуе. Не везет тебе с бабами, братишка!

Джеймс Вудвордс и сам чувствовал внутренний холод жены. Иногда его начинала раздражать ее всегдашняя невозмутимость, хотелось изо всех сил потрясти ее за плечи, накричать на нее, чтобы вызвать хоть какие-то эмоции. Но мистер Вудвордс тут же брал себя в руки. Холодное безразличие Хельги устраивало его гораздо больше, чем бьющая через край энергия первой жены.

Мистер Вудвордс никогда не был глупцом и превосходно понимал, что равнодушие Хельги к плотским утехам и есть та основа, на которой держится их семейная жизнь. Ее затянувшаяся девственность и полное неведение в отношении секса вселяли в мистера Вудвордса уверенность, что во втором браке ему гарантирована безусловная верность жены. Намучившись с Джессикой, он считал женскую верность важнейшим условием счастливой семейной жизни. А любить его было не за что. В свое время эту истину ему более чем доходчиво растолковала первая жена.

Собственные сексуальные проблемы мистер Вудвордс успешно решал благодаря коротким ни к чему не обязывающим связям на стороне. Его жену это нисколько не волновало. Возможно, Хельга и не подозревала об изменах мужа. Мистер Вудвордс был очень осторожен, и никакие доброхоты ни разу не поставили Хельгу в известность об истинном положении дел.

Во всем остальном Хельга была превосходной супругой. С детства приученная к порядку аккуратной матерью, Хельга легко, без жалоб и как-то незаметно справлялась с хозяйственными хлопотами. Прекрасно воспитанная и неизменно доброжелательная, она пришлась по душе знакомым мистера Вудвордса, и они наперебой поздравляли его с удачной женитьбой.

Рождение сына особенно не взволновало ни Хельгу, ни ее мужа. Хельга не привыкла сидеть дома и, едва оправившись от родов, вернулась на работу. Маленький Дилан был передан на попечение няни, а затем матери Хельги, которая была несказанно этому рада.

Без каких-либо специальных педагогических приемов бабушка обучила Дилана немецкому языку. Так что в три года ребенок вполне бегло мог изъясняться как на немецком, так и на английском. У них был собственный, известный лишь им двоим уговор — на улице и в гостях разговаривать по-английски, а дома только по-немецки. Видя способности внука, бабушка начала потихоньку обучать его чтению и письму на двух языках, и мальчик уже в пять лет свободно читал сказки братьев Гримм на немецком.

Когда пришло время отдавать ребенка в школу, учителя в один голос заявили изумленным родителям, что в первом классе начальной школы ему делать нечего, и Дилан был сразу зачислен во второй.

Все свои детские годы Дилан провел возле бабушки. Родители ревностно контролировали его учебу, изредка устраивали сыну детские праздники. Дилан любил своих родителей, но бабушка была для него всем. Ее смерть стала для Дилана первым настоящим ударом. Ему тогда исполнилось пятнадцать.