Из очаровательного, послушного ребенка он превратился в весьма ершистого подростка, которому непременно надо было спорить с родителями по любому поводу. Дилан и сам не знал, что его больше раздражает — приверженность родителей бесхитростному провинциальному образу жизни или их категорическое нежелание вступать с ним в какие-либо дискуссии. Все выпады сына они отражали с каким-то непреходящим спокойствием.

Блестяще окончив школу, Дилан без малейших затруднений поступил на экономический факультет, выиграв ежегодную стипендию. Он почему-то был уверен, что родители мечтают в будущем видеть своего сына учителем. Однако предвкушаемых Диланом бурных объяснений так и не состоялось. Родители спокойно поздравили сына с блестящим окончанием школы и поступлением в университет, и на этом все обсуждения закончились. Жизнь стремительно менялась, но мать с отцом словно ничего не замечали.

Временами Дилану казалось, что они с бабушкой относились к одному и тому же миру, а родители — к совершенно другому, холодному и враждебному. Дилан иногда с грустью думал, что, будь бабушка жива, он гораздо чаще приезжал бы в родной город и подолгу бы в нем гостил.

Дилан рассказал Джереми лишь часть правды о происхождении внезапно свалившегося на него наследства. Он припомнил, как однажды, вернувшись с лекций, столкнулся на пороге своей квартиры с очень пожилым незнакомым человеком. Несмотря на явно преклонный возраст, держался незнакомец весьма бодро и с большим достоинством. Да и одет он был стильно и дорого, отнюдь не по-стариковски.

Завидев Дилана, незнакомец отчего-то просиял и протянул ему руку, как хорошему знакомому. Дилан с улыбкой пожал гостю руку и пригласил его в гостиную.

— Я сейчас сварю кофе, — начал было он, но мать резко его перебила:

— Это ни к чему. Господин уже уходит.

Пораженный Дилан вопросительно посмотрел в глаза матери, но та молчала с суровым застывшим лицом. «Господин» послушно открыл дверь и, уже выходя, полуобернулся к Дилану и с улыбкой сказал:

— Всего доброго, Дилан. Рад был повидаться.

Мать молча закрыла за странным гостем дверь и ушла в свою комнату. Отец просто от всего устранился, уединившись в гостиной с телевизором. Однако в этот раз родителям оказалось не так-то легко уйти от объяснений. После его настойчивых расспросов мать наконец сдалась.

— Это брат твоей бабушки, — коротко произнесла она, не глядя на сына.

— Но почему я раньше его никогда не видел у нас в гостях? — недоуменно спросил Дилан. — И разве обязательно было так невежливо его выставлять?

— Потому что мы не хотим поддерживать с ним какие-либо отношения, — сурово заявила мать. — И тебе не позволим.

— Но почему?!

Мать вздохнула и некоторое время теребила длинную нитку аметистовых бус.

— Потому что из-за него мы с твоей бабушкой едва сводили концы с концами, — тихо произнесла она наконец.

— Но ведь это же мой дед, хотя и двоюродный. — Дилан запальчиво посмотрел на мать. — И к тому же он наверняка не хотел причинить вам зло.

— Это было не в его власти, — непонятно возразила мать и безапелляционно добавила: — Этот человек нам никто. И никаких обсуждений больше не будет.

И как ни старался Дилан, ему так и не удалось что-либо узнать о своем внезапно объявившемся родственнике. А позже Дилану стало не до него. Много сил и времени отнимала учеба, да еще Дилан начал подрабатывать бухгалтером в одной из оптовых фирм, а позже предпринял первые попытки создать собственный бизнес.

Это было время у когда ему приходилось работать по восемнадцать часов в сутки практически без выходных и каких-либо гарантий на успех. Он видел, как одна за другой появлялись и так же стремительно исчезали созданные было фирмы.

Дилан стиснул зубы и неистово рвался к своей цели. Его бешеная работоспособность, врожденная коммуникабельность и деловая хватка помогли ему достичь определенных успехов, а позже создать собственный бизнес в Европе. И здесь у него состоялся едва ли не первый в жизни неприятный разговор с родителями. Вместо того чтобы порадоваться его успехам, они заявили:

— Не думали мы, что наш сын когда-нибудь станет работать на чужую страну, не интересуясь жизнью родителей. Не так мы тебя воспитывали…

— Да вы вообще никак меня не воспитывали! — закричал Дилан, — Ни на какую страну я не работаю. Я работаю только на самого себя!

И вот промчалось несколько лет, Дилан стал если не одним из богатейших людей мира, то, во всяком случае, вполне преуспевающим дельцом. И тут нежданно-негаданно пришла весть о наследстве. Дилану не пришлось долго гадать, кто это вдруг решил его облагодетельствовать, по выражению Джереми. Тот самый человек, которого его родители в свое время не захотели пустить на порог, сделал ему поистине королевский подарок.

Вспомнив ту отвратительную сцену, Дилан вновь испытал жгучий стыд не только за родителей, но и за себя самого. Ему ведь никто не мешал броситься вслед за тем человеком, попытаться с ним поговорить, посидеть в каком-нибудь кафе, если уж дома нельзя. Но нет, вместо этого он пустился в ненужные пререкания с матерью, и время было безнадежно упущено.

Известие о том, что у бабушки есть родной брат, не явилось для Дилана внезапным открытием. Однажды, когда ему было лет двенадцать, бабушка достала из шкафа довольно большую шкатулку лакированного дерева. Любопытный Дилан никогда ее раньше не видел и сразу же заинтересовался ее содержимым. В шкатулке оказалось множество писем на немецком языке, старинных рождественских открыток, эмалевая брошь в ажурной серебряной оправе.

Но больше всего внимание мальчика привлекли черно-белые фотографии, наклеенные на тисненый картон. На одной из них, держа на коленях младенца, сидела на стуле с высокой спинкой… его мама. Возле нее стоял мальчик лет пяти, уцепившись ручонкой за ее юбку и скорчив уморительную рожицу.

Дилан не мог глаз отвести от этого странного снимка. Мама была одета в какое-то незнакомое темное платье с широкой юбкой. Дилан никогда не видел у нее такого платья. Но его поразил не столько наряд матери, сколько ее необычная улыбка, нежная и печальная одновременно. Его мама никогда так не улыбалась. Мальчик поднял глаза на бабушку, которая тоже молча смотрела на фотографию.

— Это моя мама?

— Нет, — серьезно возразила бабушка. — Это моя мама.

Она с некоторым нажимом произнесла слово «моя» и добавила, указав на младенца:

— А это — я.

Дилан всматривался в круглое щекастенькое лицо ребенка и не мог поверить, что эта девочка в кружевном чепчике и ползунках — его бабушка. А этот незнакомый мальчик…

— Это мой брат Герман, — произнесла бабушка, угадав его мысли.

— Помню, мама часто плакала, глядя на эту фотографию, — задумчиво проговорила бабушка. — Она рассказывала, что сердилась на Германа, когда они собрались фотографироваться. Он все время шалил, никак не хотел стоять как следует… А потом мама очень переживала, что ругала его тогда. Ведь этот снимок был сделан за две недели до отъезда.