– Нет! Конечно нет, Прил! Я потрясен не меньше твоего.

– А сказал бы, если б знал?

Скотти остановил на мне долгий взгляд.

– В чем суть? Ты сейчас о Рослин или о себе? То ли Рут, то ли еще кто внушил тебе сильно преувеличенную идею о мужской солидарности. Дай Рослин время. Уход мужа – все равно что его смерть. Ей необходимо пройти все стадии горя, прежде чем смириться.

Я была возмущена такой мелкой философией.

– Это хуже, чем смерть! Это предательство.

– Ты что же, предпочла бы, чтобы Берк умер? – заорал он в ответ.

Онемев от такой несправедливости, я смогла лишь стиснуть зубы. Увы, в поведении Рослин не просматривался предсказанный Скоттом принцип: никаких стадий последовательного исцеления – шок, отрицание, скорбь, гнев. Рослин была непредсказуема: то опасно смирна, то пугающе враждебна. Покаянные приступы самобичевания внезапно сменялись едкой до абсурда злобой. Рослин металась между по-детски беспредельной верой в возвращение Берка и хлестким цинизмом. Но после каждого взрыва бешенства или потоков горьких слез она возвращалась к одному и тому же не имеющему ответа вопросу: почему?

Хорошо хоть на выходные иногда приезжали сыновья, Уильям, Трей и Дэвид, ее три мальчика, которых я почти не знала и каждый из которых – кто раньше, кто позже – переступил порог юности. Они выросли, превратившись в долговязые, немного неуклюжие портреты своего отца, но по-прежнему терялись перед реальностью: семья разбита, мама уже не та, отца нет.

– Как ребята? – спросила я после одного из этих визитов.

Пустой взгляд Рослин был устремлен вдаль, через двор, на вечнозеленую изгородь, побитую морозом и брошенную погибать.

– Впервые в жизни я радуюсь, что они выросли, – сказала она, рассеянно вытирая ладонью губы. – У них недавно были дни рождения. Я послала каждому по кожаному ремню. Берк отправил деньги. Дэвид на них отметил свой двадцать один год – огнедышащим драконом на руке.

Глаза Рут округлились.

– Тату?! – уточнила я.

Рослин вскинула на меня возмущенный взгляд:

– Кажется, я ясно выразилась! – Ее голос упал до вялого шепота: – Хотя что удивляться… ведь их дни рождения всегда были на мне. – Она хихикнула, резанув нас с Рут явственной ноткой безумия. – Я троих детей родила под рев трибун на баскетбольных матчах чемпионатов мира. Телевизоры орали по всему роддому, в том числе и в моей палате. – Она провела пальцем по щеке, посерьезнела. – Но еще поразительнее, что я почему-то очень основательно, чертовски упорно трахалась в январе. Когда я решала забеременеть, – душераздирающе тусклым тоном говорила она, – то дожидалась, пока Берк уйдет в ванную мыться, а сама поднимала ноги, чтобы ни капли его спермы из меня не вытекло.

Я отвернулась и закрыла глаза, отгораживаясь от вызванной ее словами картины. Замолчи! - пульсировала в мозгу отчаянная мысль, не хочу этого слышать. Не надо!

Уход Берка оказался хамски бесповоротным. Если не считать официальных посланий через юристов, с Рослин он больше не общался. Она же на пике отчаяния унизилась до звонка Трине. Трубку сняла девочка и невинно сообщила, наверняка следуя наставлениям взрослых отвечать только так, когда их нет дома: «Мама в ванной».

Рослин неверяще сдвинула брови.

– Тогда дай папу, – ядовито процедила она.

– Он тоже в ванной, – последовал заученный ответ.

– Не надейся, что мой муж будет содержать чье-то отродье! – завизжала в трубку Рослин.

В иных обстоятельствах мы, наверное, умерли бы от смеха.

– Успокойся! – сказала Рут. – Ради бога, это всего лишь ребенок.

Взгляд Рослин был полон стылой ненависти.

– Ребенок?! Ее ребенок! О существовании которого я понятия не имела! Теперь ты заткнись, Рут, и прекрати цитировать пошлости! Неизвестно, как бы ты заговорила, если бы Рид совал член куда ни попадя. Вот окажешься на моем месте – тогда и поговорим.

И вновь не прошло и пары минут, как безоглядная ярость сменилась слезливым раскаянием.

– Зачем я это сделала? Она ведь передаст Берку. Я не хочу его злить. Я хочу, чтобы он вернулся.

– Зачем? - воскликнула Рут, проглотив вопль возмущения. – Он поступил с тобой гнусно. Просто гнусно!

– Я его люблю, – объяснила Рослин с беззащитной искренностью. – Что я буду делать без него? Что я такое?

Мы с Рут наблюдали, выжидали, переживали. Механизм развода неотвратимо набирал обороты, и однажды на имя Рослин пришли юридические бумаги. От каждого бесстыдного, несправедливого слова разило тщательно продуманным обманом. «Содержание» Берк предложил мизерное, без учета его новых доходов, исчисляющихся шестизначной цифрой. О расходах на учебу Трея в юридической школе и на выпускной год Дэвида в колледже речь не шла. Затраты на машину, терапевта, дантиста, страховочные выплаты – все возлагалось на Рослин. Но когда мы обсуждали документы, в голосе Рослин не было злости – лишь недоумение и замешательство.

– Это законно? Я обязана это подписывать? Отказаться нельзя? Как можно «заключить соглашение», если я не согласна?

Ее простодушие сбивало с ног.

Риду в конце концов удалось убедить Рослин нанять адвоката, но на поиски юриста, готового представлять ее интересы, ушло три недели. Те юристы, имена которых она хотя бы смутно знала, и даже те, которых рекомендовали Рид и Скотти, отказались наотрез – на основании личного или профессионального знакомства с Берком.

– Дубины! – бушевала Рослин после очередного отказа. – Ясное дело, они нас «знают»! Иначе откуда бы мне знать их! Рут права. Жизнь для женщин – сплошное дерьмо. Дерьмо! – Так же резко, как нахлынул, приступ гнева стих до горестно смятенных жалоб. – Я ни разу в жизни не позволила себе включить посудомоечную машину, пока Берк не принял душ – чтобы ему хватило горячей воды. Я подавала на стол по первому требованию. Не было случая, чтобы у него не нашлось чистых носков. Я всегда вовремя меняла батарейки в индикаторе дыма. Я не появлялась перед ним в одной и той же одежде на неделе.

– Вот что происходит, когда женщина не ощущает себя личностью, когда ее существование зависит от мужа, детей, дома, -сказала Рут. – Она абсолютно беззащитна. Рослин не на что опереться, кроме как на себя саму, а «она сама» – это жена Берка. Будущее без Берка для нее непостижимо.

– Боже, Рут! – отозвалась я. – Можешь ты хоть на минуту спрыгнуть со своего феминистского конька?

Однако именно Рут нашла Фрэнсис Шелли – адвоката, которого порекомендовала одна из участниц ее женского кружка.

– Но как же я расплачусь? – спросила Рослин.

– Берк заплатит, – отрезала Рут.

Как-то на склоне очень холодного дня

я обнаружила Рослин у себя на крыльце, с потрепанной коробкой старых фотографий в руках.