[+++]

Возле ночного клуба было столпотворение. Вся площадка заставлена машинами.

Аня увидела, что многие пришли с родителями, и ощутила глубокую внутреннюю досаду. Постепенно она начинала ненавидеть свою мать за тот разнос, который та учинила утром. Главное непонятно, почему? Вон почти все с мамами-папами! Родители небось дочкам даже шмоток специально купили, сводили к парикмахеру, визажисту!

Возле клуба выставили заграждения, образовывавшие узкий коридор. Толпа девиц могла сравниться только с утренней давкой возле дверей перегруженных станций метрополитена. На небольшой площадке перед входом в коридор тусовались два здоровенных охранника и тётка в форме и ещё какой-то жирный мужикашка, беспрестанно вытиравший лоб платочком.

— Ты, ты и ты — проходите, — то и дело повторял он тонким ломающимся голоском.

Аня оказалась перед первым «оценщиком». Едва скользнув по ней глазами, он ткнул толстым белым пальцем и пискнул «ты», Каренина стремглав бросилась в проход.

— Фу-ух! — вырвался у неё вздох облегчения.

Впереди толкалась девушка в супермодном джинсовом костюме со стразами, держащая в руке серебристый мобильник, она с ловкостью угря и настойчивостью акулы прокладывала себе дорогу в толпе, а за ней семенил вонючий, как трёхдневные Стивины носки, дядька, занудно повторяющий:

— Главное, не забудь сказать, что ты Маша Гостинская! Но не говори, что я по поводу тебя звонил! Может неудобно получиться…

— Ай, папа, отстань! — капризно топнула ногой девица. — Всё равно тут никого приличнее нету! Вон посмотри — у той ноги кривые, а у той жопа толстая, та со своей рожей может только ночным сторожем устроиться!

— Всё равно, Маша, не забудь сказать, что ты — Гостинская…

Каренина почувствовала ненависть ко всем, кто стоял рядом, ко всему миру. Слёзы снова навернулись ей на глаза, она повернулась, чтобы уйти, но в последний момент эта же злость заставила развернуться и идти к дверям.

Она следовала за ставшей самой ненавистной в мире парой — семьёй Гостинских — полная ненависти, жалея, что у неё нет с собой пузырька с серной кислотой, чтобы облить эту маленькую сучку, которая понятия не имеет, что такое жизнь! Аня вложила в работу локтями всю свою обиду, думая о мерзких тряпках, в которые утром её заставили одеться, об орущих отпрысках Стивы и Долли, о своей вечно недовольной матери.

Возле самой двери Аня догнала папашу Гостинского и попыталась его обойти, но его необъятная жирная спина застряла в толпе как пробка в бутылке и протиснуться мимо неё не было никакой возможности. Аню прижали к этой вонючей, мокрой от пота туше, и вдруг она почувствовала, что её живот упирается во что-то твёрдое и квадратное. «Кошелёк!» — мелькнуло в голове. Перед Аниными глазами резко возникли витрины «Гостиного Двора», куда она всегда заходит перед секонд-хендом, чтобы посмотреть на новую модную одежду. Заходит как в музей на экскурсию, чтобы узнать хотя бы приблизительно, что сейчас носят.

Купюры, пятисотрублёвые купюры или доллары, много, целая пачка в кошельке Гостинского! Аня сможет купить себе такой же костюм, как у его дочки, она сможет купить себе новые джинсы… Каренина зажмурилась, опустила руку вниз и… одним движением вытащила из заднего кармана Гостинского толстый бумажник, а затем, прижимая его к груди, резко взяла вправо. Какая-то девица чуть зазевалась, Аня успела юркнуть перед ней и протиснуться по краю к самым дверям. Оказавшись в десятке метров от обворованного, она позволила толпе снова медленно нести себя.

— Воры! Держите! — заорал вдруг папаша.

Аня непроизвольно опустила глаза, потом подняла голову и, стараясь выглядеть как все, не глядя открыла портмоне, нащупала бумажки, открыла молнию другого отделения, нашла ещё бумажки, хотела уже бросить кошелёк, но затем расстегнула ещё одну кнопку и выгребла мелочь. Только после всего этого бросила бумажник.

Гостинский размахивал мобильным телефоном и требовал, чтобы никого не выпускали, чтобы все оставались на своих местах, пока он не найдёт свои деньги. У Ани в одной руке была зажата пачка купюр, а в другой — куча мелочи. Куда же их деть? Она была уже готова бросить их на землю, но… джинсы, куртка, может быть, даже зимние сапоги! Всё новое! Понтовое! Подумалось о рюкзаке, который болтается за плечами, но сумки девушек осматривают перед входом… Каренина принялась запихивать деньги себе в трусы. Чёрт! Брюки Кити белые! Они могут просвечивать… Аня вспотела, затряслась от страха. «Меня посадят в тюрьму!» — мелькнуло в голове, но уже подошла её очередь.

— Сумку покажите, — охранник осмотрел содержимое Аниного рюкзака.

Сама же она с ужасом глядела на женщину, которая проверяла входящих девиц со всех сторон. Каренина даже зажмурилась, думая о том, что сейчас её поймают, что сейчас эта бабища в форме увидит деньги! Аня натянула на плечи рюкзак…

— Проходи… — неожиданно лениво бросила ей охранница и принялась осматривать следующую девицу, одетую в платье из ярко-красной лакированной кожи.

Аня прошла вперед, чувствуя, как у неё внутри по венам побежали пузырьки газа, ещё чуть-чуть, и она запрыгает, взлетит! Господи, какой день! Нужно пойти скорее в туалет! Закрыться в кабинке и пересчитать деньги. Интересно, сколько там? Пять тысяч? Семь? Может быть, десять?

— Эй! Это вообще не девица! Это мужик! — раздался голос охранницы сзади. Девушка в кожаном платье оказалась трансвеститом.

Аня рассмеялась, обрадовавшись тому, что появился повод улыбаться до ушей, не вызвав никаких подозрений, и кинулась в туалет.

Закрыв кабинку и сев на крышку унитаза, она вытащила из брюк свёрток влажных купюр, оглядела его со всех сторон. Пачку денег толщиной в пару сантиметров она держала в руках впервые. Сверху было то, что она вытащила из застёгнутого на молнию кармашка кошелька. Двадцать долларов, пятьдесят, а остальные… Остальные по сто! Аня чуть не завизжала, закрыла рот ладонью, чтобы истошный вопль счастья не прорвался наружу. Сто, двести, триста… пятьсот… семьсот… полтора куска! Трясущимися руками Аня стала перебирать ту пачку, которую вытащила из обычного незакрытого отделения. Тысяча, три… и двенадцать тысяч триста пятьдесят рублей! Итого почти две тысячи «зелёных»! Аня зажмурилась, представив себе длинные ряды новых чёрных кожаных плащей с шикарным матовым блеском с фирменными лейблами, бесконечные ряды вешалок с брюками, костюмами, стопки маек, ворохи белья и… о боже! Прилавки, блестящие зеркальные прилавки с косметикой! Каренина хотела всё бросить и тут же бежать по магазинам, сбросить дурацкие Китины спортивные шмотки и одеться в свои — новые, модные! Такие, которые хочется, а не такие, на которые еле хватает!

— Блин! Вот достал! Представляешь, хочет, чтобы на выходе у всех кошельки проверили. Говорит, у него две штуки баксов украли, мудила, — хриплый женский голос совсем рядом изверг в адрес Гостинского поток нецензурной брани.

Аня замерла, перестала дышать, крепко прижимая к груди украденные деньги, её билетики в лучшую жизнь. Она попыталась найти в двери щёлку, куда можно было бы смотреть, но единственная щель была только внизу. Карениной ничего не оставалось, как только внимательно прислушиваться.