Обычно Левин водил девицу пару раз в ресторан, покупал какие-нибудь тряпки, а потом в мягкой, виртуозно построенной беседе, ссылаясь на исторические примеры гетеры Аспазии и венецианских куртизанок, предлагал попробовать себя в качестве «роковой женщины».

— У меня талант, — скромно говорил он брату Николаю, — с моим опытом за полчаса могу уболтать любую. Хочешь на спор?

Слух о необычных способностях Левина распространился так широко, что иностранные покупатели «мяса» даже стали заказывать ему конкретных девиц — моделей, актрис. Особенно он гордился проданной за баснословную сумму дрессировщицей тигров.

Проще всего было с теми, которые сами лезли к Алексею, открытым текстом предлагая себя за более-менее стабильную финансовую поддержку. Этим объяснялось в краткой беседе, что с их задатками не нужно искать одного-единственного мужчину-спонсора. Иметь нескольких гораздо приятнее, а ещё приятнее весело проводить время, трахаясь со всеми подряд. Буквально просто так, ни за что, получать приличные деньги.

Выслушав логичные, полные отеческой заботы доводы Левина, деваха получала бумажку с номером телефона, по которому, как правило, звонила сразу по окончании «вербовки». Слащавый женский голос предлагал ей прийти в гостиницу такую-то, номер такой-то. По указанному адресу оформлялись документы, давался краткий инструктаж, затем девица поступала в руки «стилиста», который за несколько часов придавал ей вид махровой шлюхи, а через пару дней искательница лёгких денег отправлялась прямиком в третьеразрядный турецкий бордель. Левин морщился от девиц подобного сорта: слишком просто. Они подваливали к нему каждый день! Но работа есть работа.

— Зачем мне эту недочеловеку вообще убалтывать? Ты же даёшь объявления, где открытым текстом сказано: «Девушки до 25 для работы в сфере обслуживания», диспетчер говорит: «У нас интим-услуги». Всё равно идут косяками! — раздражённо говорил он своему старшему брату Константину Левину, обязанности которого заключались в поиске «заказчиков», ведению финансов и организации безопасности. В сущности, именно благодаря стараниям Константина данное предприятие стало работать как обычная фирма. Ну подумаешь, тётки — товар как товар. Собираешь заказы, ищешь подходящих, обрабатываешь и отправляешь покупателю, он всё оплачивает. Сделка как сделка.

— Алексей, не будь занудой! Поговорил полчаса, кофе напоил, купил фужер мартини — три сотни баксов твои, — говорил ему полноватый среднего роста мужчина, глядя на Левина-младшего из-под очков.

— Тебе хорошо говорить! Ты с этими тварями даже случайно не сталкиваешься, а я сиди и слушай весь этот их бред! И каждая, каждая, — Левин в сердцах грохнул ладонью по гладкой стеклянной поверхности стола, — мнит, что ей мужики что-то должны! — Алексей стучал теперь себя по лбу ладонью. — И самое страшное, Константин, состоит в том, что находятся же ещё такие идиоты, которые верят, что они этим стервам действительно должны! Ты бы слышал, что они мне говорят. Вот сейчас окучиваю одну дуру — не будь она действительно красивой, сдал бы её азербайджанцам на хрен! Говорит мне: «Ну, я не знаю, ты так странно себя вёл…» Всерьёз верит, что одолжение мне делает, сволочь! Представляешь? Мальчик за ней какой-то там бегает, стишки ей сочиняет! Дурак несчастный, не понимает, что эта тварь без мужика никуда ни ногой, потому что дура, дура, дура!

— Да с чего ты так завёлся? Ну говорит, ну бред несёт! Пропускай всё мимо ушей, думай о деньгах, которые тебе за неё заплатят. Если уж сильно надоедает, представь, как будет пахать потом с ночи до ночи, и всё в порядке.

Константину Левину было трудно возразить. Иногда Алексей с досадой шутил, что все мозги в их семье достались старшему брату.

Работа была болезненной страстью Левина. Девицы бесили его, каждую из них он с огромным удовольствием взял бы и задушил. Но в то же время чем сильнее он их ненавидел, тем больше жаждал сделать их шлюхами. Он вкалывал день и ночь, без праздников и выходных, мотаясь чёрт знает где и имея дело с десятками амбициозных барышень. Мария Николаевна наблюдала за ним своими прекрасными чёрными глазами и где-то очень глубоко и смутно ощущала… страх.

Как за безупречной внешностью этого человека, за прекрасными весёлыми блестящими голубыми глазами, красивым породистым лицом, благородной посадкой головы, идеальной фигурой, широкими свободными движениями, искренним заразительным смехом плюс безупречный вкус и тонкое ювелирное эстетическое чутьё — как за этой блестящей оболочкой может скрываться хитрый, жестокий, циничный, трусливый, склонный к садизму человек? Как всё это может уживаться в одной душе, в одном теле, в одном Алексее Левине? В такие минуты Мария Николаевна благодарила судьбу за то, что уже не так молода, как эти несчастные девицы.

Страсть, которую Левин питал к ней, была постоянным, незаметным, но тем не менее всегда присутствующим источником беспокойства. Именно это ощущение угрозы и заставило её выйти замуж за Николая Левина, среднего брата в этой странной семье, где не было ни отца, ни матери, ни бабушек с дедушками, но зато наличествовали три брата: старший — Константин, средний — Николай, младший — Алексей.

Николай Левин был человеком, не склонным во что-либо вмешиваться. Внутренне он не одобрял подобного «семейного бизнеса», но это не мешало ему наслаждаться жизнью на полученные таким образом деньги и ни в чём себе не отказывать. Его обязанности состояли в оформлении документов — паспорта, визы, улаживание проблем с консульствами и так далее.

— Ты понимаешь, что мы — работорговцы? — изрядно выпив, спросил он как-то у младшего брата.

— И что? — спокойно ответил тот.

— Это грязно, — подняв вверх брови и поглаживая пальцем край рюмки с коньяком, отчётливо проговорил Николай.

— Ты не прав. Мы крадём их из семей? Мы сажаем их на героин? Нет! Они сами ищут нас, сами продаются, сами хотят зарабатывать деньги лёгким и приятным для них способом! Мы всего лишь посредники, сводим сырьё с отделом закупок завода.

— Но это же люди! — Николай втянул носом одну из дорожек, рассыпанных на стеклянном столе.

— Это шлюхи, Николай. Это гнусные, тупые, сварливые шлюхи, — Алексей повернулся и пошёл к двери.

— Тогда почему ты так любишь мою жену?! — заорал ему вслед Николай.

Алексей замер, у него перехватило дыхание. Минуты две он стоял в напряжённой нерешительности, словно собирался сказать брату что-то такое, что опрокинет их жизнь, превратит её в ад, потом молча вышел.

Алексей растопырил напряжённые пальцы рук. Они задрожали. Мария… Мария… Он любил её или так сильно ненавидел, что не мог дышать в её присутствии? Чего ему хочется больше — заняться с ней любовью или же убить?… Мария… Мария! С каким наслаждением он перечеркнул бы её прошлое, настоящее и, может быть, даже и будущее, если оно не принадлежит ему.

[+++]

Левин в ужасе вскочил. Проспал! Нет… Только половина шестого. Чёрт! Надо бриться, одеваться — он идёт на день рождения к Кити Щербацкой. Алексей вылез из постели, вставил ноги в кожаные мягкие тапочки и побрёл в ванную. Его квартира, пожалуй, слишком велика для одного человека. Утомительно бродить одному по двумстам пятидесяти квадратным метрам… но имидж прежде всего. Алексей часто мечтал о малюсенькой однокомнатной «хрущёвке» с двенадцатиметровой, узкой как кишка комнаткой и семиметровой кухней, где до всего можно дотянуться не вставая. С маленьким коридорчиком, где нельзя нагнуться без того, чтобы не упереться задницей в одну стенку, а лбом в другую. Такая отдельная капсула, нора, где он мог бы практически не шевелясь пить, есть, спать, смотреть телевизор и никого, никого не видеть.