Пройдя мимо Тамары, которая держала Ваву за руку, герцог продолжил свое полное достоинства шествие. Путь его лежал к замку.

Его друг поспешил за ним, но на минуту задержался возле Тамары. Понизив голос, он произнес, обращаясь к девушке:

— Итак, вы решили не приглашать меня на чай, юная прелестница! И все же я уверен — наши пути еще пересекутся…

Тамара ничего на это не ответила, а джентльмен одарил ее необыкновенно фамильярной, на взгляд девушки, улыбкой и поспешил догонять своего высокородного друга.

— Как ты думаешь, дядя Говард разрешит мне ездить на его лошадях? — поинтересовался Шандор.

— Надеюсь, что да, — осторожно ответила Тамара, — но ты же сам видишь, насколько он непредсказуем. Как жаль, что сегодня он так рано вернулся со скачек!..

Не желая огорчать детей, Тамара не стала развивать эту тему, а как можно более веселым голосом сказала:

— Поблагодари же Эбби, Шандор! А теперь побежали скорее — не забывайте, что нас сегодня ждет вкусный чай!..

Поднявшись в детскую, они обнаружили, что поварята не обманули ожиданий и выполнили просьбу Тамары. На столе красовался торт, горячие булочки, а вдобавок — мед в сотах и горшочек домашнего клубничного варенья.

— Ну вот, все идет на лад! — весело возвестила Тамара.

Правда, тут же ей пришла в голову мысль, что к их отношениям с герцогом это оптимистичное замечание вряд ли применимо.

Успехи племянника в верховой езде явно оставили его совершенно равнодушным. Скорее наоборот — он был раздосадован. А уж что касается его друга, то с его появлением ее и без того нелегкое положение в замке только осложнилось.

Внезапно Тамаре захотелось бежать, и как можно скорее.

Если бы они могли вернуться в Корнуолл, в милый, уютный и спокойный родной дом!.. Но увы» это невозможно…

И снова Тамару охватило такое чувство, будто ее подавляют и сам замок, и грубые, неприветливые слуги, а больше всего — этот противный высокомерный герцог.

— Как же я его ненавижу! — отчетливо произнесла она. словно эта фраза была талисманом, оберегающим и придающим силы и стойкость.

В ожидании встречи с герцогом Тамара переоделась в зеленое платье и по-новому причесалась. Теперь у нее на затылке красовался тугой невыразительный пучок — такой же, как в день приезда в замок.

Однако когда девушка взглянула на себя в зеркало, она убедилась, что строгость прически и платья лишь подчеркивает глубину ее огромных фиалковых глаз.

Оставалось надеяться, что герцог, как и прежде, не будет уж слишком пристально разглядывать какую-то гувернантку. Кроме того, Тамара считала, что этот нелепый наряд и унылая прическа хотя бы делают ее старше.

Долгожданное приглашение прибыло в шесть часов, как раз когда Тамара укладывала Ваву спать. На пороге детской возник слуга и торжественно возвестил:

— Его светлость желает видеть вас, мисс.

— Будьте добры, подождите немного, — попросила Тамара. — Я сейчас буду готова.

— Его светлость в синем салоне, мисс.

— К сожалению, я понятия не имею, где это. Я была бы вам очень признательна, если бы вы проводили меня.

Слуга сказал, что подождет, пока она освободится. При этом он фамильярно прислонился к двери, и Тамара поняла — этот молодой человек считает ее всего-навсего прислугой и поэтому совершенно не церемонится.

Тамара отнесла Ваву в детскую спальню и уложила в постель, взяв с Кадины обещание, что та допьет молоко и тоже ляжет.

— Присмотри за сестрами, Шандор, — напоследок попросила девушка.

Мальчик сидел у окна и читал. Услышав просьбу тетки, он с готовностью откликнулся:

— Ну конечно! А ты не забудь спросить, можно ли мне пользоваться всеми лошадьми в конюшне.

— Скажи спасибо, если тебе позволят пользоваться хотя бы одной, — умерила Тамара пыл племянника. — Ладно, так и быть, спрошу.

Бросив последний взгляд в зеркало, она обнаружила, что несколько прядей выбилось из прически.

Должно быть, это Вава шаловливыми ручонками растрепала тетке волосы.

Устранив непорядок, Тамара вышла из комнаты.

Она убеждала себя, что бояться глупо.

И все же, следуя за слугой по лестнице и огромному холлу, девушка страшно нервничала. Пожалуй, в таком состоянии Тамара не была еще ни разу в жизни.

«Я боюсь вовсе не его самого, — попыталась она проанализировать свои чувства. — Просто он может разлучить меня с детьми, а это было бы ужасно!..»

Слуга открыл двери и возвестил:

— Мисс Уинн, ваша светлость!

Тамара вошла в комнату.

Герцог был один. Он стоял в дальнем углу салона спиной к камину.

По случаю жаркой летней погоды в камине не было огня, и у Тамары мелькнула мысль, что герцог, стоя на каминном коврике, выглядит прямо как властелин на троне, а она рядом с ним похожа на униженного просителя, коленопреклоненного перед своим сюзереном.

Вместе с тем Тамаре пришлось нехотя признать, что герцог, как всегда, красив и одет весьма изысканно. Лишь насмешливое, слегка циничное выражение лица, на взгляд девушки, портило его.

Еще до того, как герцог заговорил, Тамару охватило чувство негодования — она упрямо вздернула подбородок, а в ее глазах зажегся дерзкий огонь, который она даже не пыталась скрыть.

Подойдя поближе, девушка сделала реверанс и замерла в ожидании. Она чувствовала, что герцог бесцеремонно оглядывает ее, и это еще больше разозлило Тамару.

— Похоже, вы ведете себя весьма вольно в моем доме, — наконец проговорил герцог. Тамара промолчала, и он продолжал:

— Мне доложили, что вверенные вам дети — очевидно, вы не справляетесь с ними — крадут фрукты из моих оранжерей, а вы сами учинили форменное безобразие на кухне, вследствие чего главный повар пригрозил уволиться.

Тамару последнее утверждение даже немного позабавило.

Она прекрасно понимала, что француз способен лишь устроить скандал и пригрозить увольнением, но ни за что не приведет свою угрозу в исполнение.

— Итак, можете ли вы что-нибудь сказать в свое оправдание? — нетерпеливо спросил герцог.

— Естественно, мне есть что сказать, ваша светлость, — холодно отвечала Тамара. — Во-первых, я не могу равнодушно наблюдать за тем, как дети голодают.

Мало того — от дурной пищи они могут заболеть! Мне и в голову не могло прийти, что если дети возьмут немного фруктов из сада своего родного дяди, то их сочтут воришками.

А чем нехороша их пища? — удивился герцог, — Нехороша? Во-первых, ее крайне мало, а во-вторых, она попросту несъедобна!