Мешочек с землей легко открывается, черная сухая пыль сыплется между пальцами, смешивается с песком, словно бы растворяется.

– Она вас тоже помнит, Андрей Васильевич. Помнила. И ждала. Сейчас душа Алины свободна. Надеюсь, что и ваша тоже… я пока еще ничего не знаю о некромантии, не знаю о своей силе, ничего не знаю. Только вот связями обросла, как корабль – ракушками. И очистить все рука не поднимется, люблю я их всех… А еще меня во что-то непонятное тащат. У всех свои планы, замыслы, и никто со мной считаться не будет… выжить бы…

Слезы медленно капают на сухую землю. Сочувственно шумит ветер. И мне очень-очень грустно.

Ничего.

Здесь можно расклеиться. Можно позволить себе поплакать. Побыть самой собой, хотя бы недолго. Не Железным человеком, а просто, обычной женщиной.

Через два часа я ухожу с кладбища полностью спокойная. Глаза красные, лицо слегка опухло, ну и что? Мне теперь и поплакать нельзя?

Отвяжитесь все, у меня токсикоз! И только посмейте сказать, что его не бывает сразу после зачатия!

* * *

Вот и особняк Храмова.

Мраморная лестница, ухоженный сад, я выхожу из кареты и начинаю подниматься… Словно кто-то дергает меня за руку.

Ай!

Подворачивается нога, я падаю на одно колено, звонко вылетает мраморная крошка из ступеней, обиженно верещит придавленный Нил, что-то кричит отчаянно Ваня…

Все сливается в одну какофонию звука, благо происходящего я не вижу, лежа чуть ли не носом в ступеньку…

Мысль у меня одна, но очень "умная".

Хорошо хоть до этого киллера Нил не доберется. А то скажут – мор на убийц напал.

Потом к ней прибавляется вторая.

Интересно, кому ж я так мешаю?

Да и вообще, пора бы и честь знать? Погостили в столице – надо рвать когти в провинцию, пока мне их вообще не оторвали.

* * *

Меня кое-как затаскивают в дом.

Храмов ждет в гостиной, он явно недоволен. Интересно, чем? Покушением?

Ага, если бы.

Ответ находится быстро.

На столе стоит роскошная корзина с белыми розами, ничуть не хуже той, что я оставила на кладбище.

– Это что?

– Это, Машенька, прислал цесаревич.

Ответом супругу становится приоткрытый рот и хлопающие глаза. С какого, простите, черта? Я ему что – авансы раздавала?

– И вот это…

"Вот этим" оказывается приглашение на бал, который состоится через четыре дня. Все там же, в Кремле…

– Ёжь твою рожь!

– Не слишком дипломатично, но верно по сути.

– И что теперь делать?

Храмов разводит руками.

– Судя по всему, его высочество заинтересовался вами, Машенька.

Дальше генерал-губернатор дипломатично делает вид, что не слышал адреса, по которому я адресую цесаревича.

Заинтересовался он!

Ага, два раза!

Ему не Маша Горская интересна, а единственная женщина, которая перед ним не расстилается в восторге плюшевым ковриком. Что – не так?

Это же судьба. Положи рядом с котенком игрушку – и ему будет плевать. Попробуй отобрать эту игрушку – и тебя тут же настигнет возмездие в виде кошачьей лапы. Надо было сразу идиотский восторг изображать, надо!

Не додумалась.

Дура.

А теперь что делать?

– Ничего, – мрачно отозвался Храмов. – Уезжать побыстрее, благо, моя должность не предполагает долгого отсутствия в Березовском.

Я злобно зашипела.

– Может, мне его изнасиловать?

– Цесаревича?

Храмов посмотрел дикими глазами, потом понял, что я шучу, и рассмеялся.

– Ох, Машенька…

– Я не шутила, – я как раз представляла, как пристаю к цесаревичу, хватаю его за воротник, применяю прием… и дальше все по тексту. Какому?

Камасутры начальника.

Залюблю так, что ноги таскать не будешь, гад! Отловлю, вылюблю, выкину…

Кто сказал, что бабы не могут мужиков насиловать? Даешь феминизьм! И сто пятьдесят оттенков… неважно какого! Все равно – не отвертятся!

Гррррр!

Вот мало мне проблем было, так еще и это?

– А что с покушением?

– Сообщим Романову.

Я снова помянула несчастного ежика. Нет, ну что за жизнь? Не убьют, так вылюбят! И еще неизвестно, что хуже.

Да, цесаревич.

Молодой, красивый, при короне в перспективе… стать фавориткой?

Да лучше сразу удавиться! Оно безболезненнее будет! Тут и магия не поможет, прикопают под кустиком, и скажут, что он уж сорок лет из меня растет!

Неужели не понятно?

Тут и государственные интересы, и собственные расклады юртов… лезть в это? Пытаться привязать к себе пресыщенного жизнью человека, которому все уже не по разу предлагалось?

Это даже не наивно. Это смешно, глупо и нелепо. И я этим заниматься не буду.

У меня свое дело, свои родные, свой ребенок… скоро два будет. И вы хотите, чтобы я…

– А если потребовать осмотра лейб-медика?

Храмов задумался.

– Вы точно беременны, Машенька?

– Уверена.

– Вам может стать плохо на балу.

Я хлопнула в ладоши.

– Сергей Никодимович, вы такой умница!

Ни убавить, ни добавить!

Мне становится плохо на балу, я требую осмотра медика, тот подтверждает, что я того-с… в залете. Цесаревич оказывается не при делах – мне ведь можно все и запретить до родов. А потом и после родов, годика на два или три…

А еще мне нужен свежий воздух. В провинции!

Я потерла руки.

– Обещаю, мне станет плохо практически сразу же.

– Машенька, не переусердствуйте…

– Обещаю. Ежь твою рожь!

– Что случилось?

– А покушались-то на меня из-за чего? Если чтобы я вам наследника не подарила?

Тут уж настала очередь Храмова задуматься.

– Гришка, конечно, на многое пойдет, но чтобы так?

– Там не только Гришка. Там еще его супруга, дети, семья жены… что – некому?

– Знать бы. Там еще и Демидов…

– Демидову выгодно покушаться на вас, не на меня.

С этим поспорить было сложно. Оставалось ждать Романова.

* * *

Убийцу, увы, не поймали. Допросить было некого, а опрос соседей ничего не дал. Да и что тут можно сказать?