Его густые волосы развевались вокруг лица, рот был широко открыт, он судорожно хватал им воздух.

Джоз Родригес мчался по каменистой земле с веревкой поперек туловища в промокшей от пота ночной рубашке. Куда он бежит и что произойдет с ним потом, когда они доберутся до выбранного его мучителями места, Джоз не знал. Он знал только, что пока он в сознании, он должен удержаться на ногах. Он не мог допустить, чтобы эти два задиры волокли его по земле. Он ведь мужчина. Он гордый мексиканский мужчина, и до последнего вздоха сохранит достоинство, присущее его ни кем не покоренному народу.

Странное трио вскоре оставило далеко позади окраинные постройки Тьерра дель Соль. По высохшему высокогорному пастбищу они поднимались все выше, казалось, к самым небесам, где полыхал рассвет. Легкие Джоза пылали, а ноги ослабели, и он не видел ничего, кроме отдаленного плоского плато. Его похожая на блюдце вершина поймала в этот миг первый луч восходящего солнца.

Мучители Джоза направлялись прямо к этому маленькому оголенному уступу. Как только юноша сморгнул пот и песок с глаз, он увидел: два высоких столба, вырубленные из кедра, поднимались из песка бок о бок на расстоянии нескольких футов. Они были поставлены здесь недавно. Джоз много раз проезжал мимо, но этих столбов раньше не было.

Аза Гранжер пришпорил своего большого жеребца и направил его прямо к этому месту. Панч Добсон, проявляя некоторую жалость, замедлил бег своего коня, как только они начали подниматься на плато. Но даже и теперь изможденный спотыкающийся юноша, которого он тащил за собой, должен был осторожно выбирать, куда ступать избитыми о камни босыми ногами, чтобы не упасть. На вершине Джоза поставили прямо посередине между двумя возвышающимися столбами из кедра.

Его легкие готовы были разорваться от непомерной усталости, а ноги были все в синяках и кровоточили. Джоз тяжело дышал и кашлял и мысленно возблагодарил небо, что они, наконец, достигли места назначения. Его ослабевшие ноги могли не выдержать дальнейшего напряжения, а это унижало его достоинство. Он был готов принять любое наказание, которое приготовили для него эти два великана. Хотя Джоз и надеялся в душе, что самое тяжелое было уже позади. Что могло быть хуже, чем бежать босиком между двумя мощными лошадьми, несущимися вскачь?!

Панч Добсон спешился и подошел к Джозу, постепенно сматывая веревку. Аза Гранжер медленно сполз со спины своего жеребца и присоединился к нему. Никто из них не заговаривал с Джозом, и Джоз тоже не задавал вопросов. Когда с него сняли лассо, он потер ноющие рубцы, оставленные веревкой, которые горели под ночной рубашкой. На молодом лице не отразилось ничего, и он не проронил ни звука. Юноша лишь поморщился, когда с него сорвали тонкую рубашку, и она упала на песок.

Джоз стоял, стараясь, чтобы зубы не стучали, а сердце не колотилось так громко. Он прикусил губу, пока его темные глаза изучали лицо Азы Гранжера, который плотно обматывал концы веревки вокруг запястьев юноши. Наконец тонкие руки Джоза были подняты высоко над головой и привязаны к столбам. Аза отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. Потянув разок за одну туго натянутую веревку, затем за другую, великан кивнул своему напарнику, что он удовлетворен — парень надежно привязан.

Аза отошел, скрестив руки на массивной груди, и стал ждать. Панч Добсон вытащил сигару из нагрудного кармана, закурил и выпустил струю дыма. Он тоже ждал. Ждал и Джоз. Его руки были больно стянуты веревками и подняты так высоко и широко разведены, что мускулы растянулись на его оголенной смуглой спине. Его ступни болели от долгого бега через кустарник и по песку. Джоз стоял, широко расставив ноги, чтобы поддерживать свой вес. Чувствуя свою беспомощность и стыдясь наготы, он стоял, обратив залитое краской лицо на восток, мысленно спрашивая себя, не в последний ли раз он видит восход солнца. Чувства его раздвоились. Ребенок, все еще живший внутри, хотел заплакать и молить о помощи; мужчина же, который сформировался совсем недавно, запрещал делать это. Если он должен умереть здесь, обнаженный и униженный за какой-то проступок, который он, сам того не желая, совершил, то он умрет без детских слез и стенаний.

Вдруг Джоз почувствовал за спиной суматоху. Аза Гранжер распрямил свои длинные руки и стоял, всем видом выражая почтительность. Панч Добсон выбросил недокуренную сигару, и его лицо приняло такое же выражение. Джоз почувствовал на спине чей-то взгляд. Холодный озноб пробежал по его телу. Он чувствовал себя выставленным напоказ, беспомощным и уязвимым. Когда чьи-то сильные пальцы коснулись его шеи и медленно прочертили невидимую линию по спине от шеи до обнаженных ягодиц, Джоз непроизвольно дернулся, все его тело напряглось.

Неожиданно он услышал веселый смех. Джоз знал, кто смеялся. Страх и потрясение сжали его бешено бьющееся сердце. Этого он не ожидал. Он предполагал, что Аза Гранжер и Панч Добсон уже назначили ему наказание, и что никто другой не будет свидетелем его позора. Но это было не так. Джоз на мгновение закрыл глаза и подумал об отце. Старый Родригес будет опозорен навеки. К полудню каждый ковбой и вакеро на Тьерра дель Соль будет знать, что сын Педро Родригеса был раздет догола и выпорот всесильным патриархом, который является обладателем всего и всех на много миль вокруг. Новость распространится по всему ранчо и достигнет Марфы, все узнают, что голая задница молодого Джоза Родригеса была сурово отшлепана за… за… Джоз не представлял, за что. Он знал только, что его отец будет опозорен, и его сердце болело от унижения и стыда.

Баррет МакКлэйн вышел у него из-за спины и, встал прямо перед привязанным к столбам юношей. Он посмотрел парню в лицо и улыбнулся. Отблеск возбуждения неудовольствия мелькнул в его глазах. У Джоза создалось впечатление, что старик радуется этому маленькому спектаклю. Юноша с достоинством посмотрел ему в глаза.

— Сынок, я уверен, ты знаешь, за что тебя наказывают.

— Да? — с вызовом ответил Джоз.

Улыбка исчезла с жесткого лица Баррета.

— Ты еще смеешь увиливать? Прикидываешься невинным, когда прекрасно знаешь, что должен быть наказан за то, что обнимал прекрасную девушку, на которой я собираюсь жениться!

— Я никогда и никого не обнимал за всю свою жизнь, — сказал Джоз с подкупающей искренностью.

— Ты обнимал Анжи Уэбстер. Я видел это, и ты за это заплатишь мне. — Яростно сверкающие глаза Баррета медленно скользнули вниз по обнаженному телу юноши. — Посмотри на себя, — сказал он с отвращением, остановив взгляд на гениталиях парня. — У тебя уже тело мужчины! Хотел вонзить тот кусок плоти, болтающийся у тебя между ног, в мою Анжи, так ведь? — Его глаза вновь уставились в лицо Джоза. Юноша задохнулся от возмущения.

— Вы сумасшедший грязный старик, и мне жаль Анжи Уэбстер, — сказал он, глядя на Баррета сузившимися глазами. — Неужели вы так заморочили ей голову, что она верит, будто вы — порядочный человек?

Ладонь хозяина ударила Джоза по лицу с такой силой, что голова мотнулась в сторону, а зубы больно прикусили язык.

— Мы теряем время, — сказал Баррет МакКлэйн двум своим телохранителям. — Подайте мне кнут. Думаю, этот презренный щенок заслужил наказание.