Он выглядит таким же ошеломленным, как и я.

Беру свой бокал с вином дрожащими пальцами и делаю небрежный глоток.

— Это был праздник сна?

— Э-э... — Коллин разжимает скатерть и разглаживает складки. — Я не знаю. Вероятно, нам следует сделать это еще раз, чтобы убедиться.

Я цокаю, качая головой.

— Давай оставим часть этой тайны на потом, хорошо?

— Я думал, ты будешь больше похожа на Рейчел, — фыркает он, надув губы, но подмигивает мне. — Если начну называть тебя Рейчел, начнешь вести себя как она?

— В моей книге Рейчел и Девон занимались сексом на столе во время одного из своих свиданий, помнишь? — Я указываю на это. — Без обид, но думаю, что лучше посижу и съем этот хлеб на закваске. — Ставлю свой стакан и отламываю ломтик хлеба. — Подожди. Заниматься сексом на столе сегодня вечером не входило в твои планы, да?

Громкое, неприятное фырканье наполняет комнату.

— Нет! Боже, нет — я пытался удивить тебя, сделав что-нибудь романтическое. Имею в виду... если только ты не хочешь, чтобы я нагнул тебя над столом. Черт, извини, это было... — Огорченный, он краснеет и начинает сначала. — Знаешь, это свидание — лучшая идея, которая мне когда-либо приходила в голову. И ты та, кто это придумал. Детали было легко воссоздать. Вино. Еда. Цветы.

Кстати, о цветах…

— Ты хотя бы знаешь, что означает любой из этих цветов?

— Цвет роз? Да, я погуглил. — Коллин делает глоток Шардоне. — Красный цвет означает любовь, или, в данном случае, страсть. Желтый означает дружбу — или новое начало. — Мое лицо краснеет, пока он продолжает болтать. – Персиковый – договоренность о чем-либо.

— А как насчет фиолетового? Его нет в книге. — Я уже знаю, что он значит, потому что я тоже исследовала их значение, но все равно спрашиваю. Просто чтобы посмотреть, скажет ли он это.

Он колеблется.

— Обещаешь не психовать?

Я закатываю глаза и поддразниваю.

— Ничто из того, что ты делаешь, не удивило бы меня в данный момент. Ты непредсказуем. Кроме того, мне суждено стать знаменитым автором непристойных романов — меня невозможно шокировать. — Взмах волос.

Он отрывисто кивает, набираясь храбрости. Этот красивый мужчина нервничает. Представьте себе.

— Хорошо, всезнайка. Лавандовый означает очарование. — Его голос становится глубже. — Табита Томпсон, я, без сомнения, очарован тобой.

Лавандовые розы также означают любовь с первого взгляда, но я этого не говорю. Не могу этого сказать.

Коллин тоже должен это знать.

Должен.

Румянец сползает с моих щек, затем опускается на грудь, по всему телу, вниз к ногам. Краснею повсюду — от корней волос до кончиков накрашенных красным ногтей на ногах.

Мои губы приоткрываются, и я выдавливаю слабое:

— Ты все гуглишь?

Его не обманывает мое небрежное выражение лица — ни капельки. В уголках его прекрасных карих глаз появляются веселые морщинки.

— В значительной степени.

— Может, тебе стоит держаться подальше от Интернета, — тихо предлагаю я.

— Может стоит. — Он откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, синяя рубашка натягивается на его мышцах. — Но опять же, может и нет. Всегда поражаюсь тому, что нахожу.

Его скрытый смысл заставляет меня дрожать — и не от холодного воздуха, нагоняемого в помещение. О боже. Здесь жарко? Официант! О, официант! Не мог бы кто-нибудь принести мне веер или кувшин с водой, чтобы вылить на меня?

Или, может быть, это его реплика.

— И что ты нашел, когда погуглил меня?

— Ну, Табита Томпсон — ты знала, что если тебя погуглить, всплывет целая история достижений? Стипендия по легкой атлетике. Диплом с отличием. Случайная фотография с греческого бала, на который ты ходила. — Он тянется вперед и берет маленькую морковку со своей тарелки, отправляя ее в рот. — Кстати, сексуальное платье.

Я смотрю вниз на свой наряд, мои глаза останавливаются на моем щедром декольте.

— Это или то, что надевала на греческий бал?

— И то и другое. — Его глаза неторопливо, оценивающе осматривают мою обнаженную ключицу и выпуклость грудей.

Вслепую тычу вилкой в тарелку перед собой, подцепляя кусок морепродуктов и запихиваю его в рот, чтобы не отвечать.

Классно, правда?

Сглатываю и говорю:

— Как ты узнал, что это мои любимые блюда?

— Легко. — Коллин улыбается. — Твой брат передал через мою сестру. И самое приятное то, что это и мои любимые блюда.

Мы продолжаем есть в тишине, украдкой поглядывая друг на друга поверх вина, стейка и лобстера. Когда приносят десерт — крем-брюле и банановый пирог с кремом, еще одно мое любимое блюдо, — мы делимся им, безмолвно передавая тарелки и ложки взад и вперед, как будто встречаемся уже много лет.

Боже. Каждый аппетитный кусочек. Каждый восхитительный раз, когда наши глаза встречаются.

Мы потягиваем вино, заводя непринужденную беседу. Так просто. Естественно. Расслабленно. Коллин хватает меня за руку, а другой нащупывает мое колено под столом, медленно и нежно поглаживая мою гладкую кожу, пока я не закусываю губу и не отвожу взгляд.

Затем мы наклоняемся друг к другу через крошечный столик, наши колени соприкасаются, губы прижимаются друг к другу. Мои глаза закрываются, когда рука Коллина находит внутреннюю поверхность моего бедра, а другая — затылок, притягивая меня ближе. Сладко. Жадно.

Возбуждающе.

Наши рты приоткрываются и языки соприкасаются, намеренно исследуя друг друга. Неторопливое удовольствие, которое посылает ударную волну желания между моих ног и разливается по всему телу.

Это не просто поцелуй; это невысказанное приглашение к чему-то большему. Более значимому. Полной капитуляции.

Я буду поклоняться тебе, шепчет поцелуй.

Я буду добр к тебе, обещает поцелуй.

Это длится недолго. Коллин отстраняется первым, прижимаясь своим лбом к моему, поглаживая большим пальцем нижнюю часть моего подбородка.

Он тяжело дышит.

И я тоже.

— Табита. — Его голос — это низкая, хриплая мольба. — Табита, пойдем со мной домой.

Я буду поклоняться тебе…

Я буду добр к тебе…

Знаю, что не должна. Что еще слишком рано для интимных отношений. Но знаю, если я этого не сделаю…

Пожалею об этом.

Я едва заметно киваю.

— Да.

Да.

***