– Мы обратили на это внимание. И последний вопрос. Как и когда вы приехали сюда?

– Я вызвал машину. Мой водитель обычно ставит машину у себя во дворе. Он живет от меня в четырех кварталах, и доехать недолго. Однако в этот раз машина завелась не сразу, аккумулятор старый, и потому выехали мы только через полчаса после звонка дежурного. К этому моменту все было кончено. Пожарные машины горели, капитан Стручкявичус вместе со своими бойцами и бронетехникой были уничтожены, два полицейских наряда, которые выслали по моей просьбе, были уничтожены прямо в машинах на ходу. Никто не сумел вовремя помочь трем омоновцам, что несли дежурство в «пожарке». Омоновцы погибли, и вместе с ними были расстреляны четыре человека из моей дежурной смены. Остальные люди укрылись в помещении со стальными дверями, и к ним не смогли пробиться, хотя в дверь стреляли.

– Да, я читал это в протоколе осмотра места происшествия. Дверь выдержала. Это внизу?

– Да.

– А у вас какая машина?

– Служебный «уазик». Если водитель не уехал, значит, вы должны были видеть ее внизу. Там два «уазика». Это все, что у нас осталось. Мой, который зеленый…

– У меня, товарищ полковник, больше вопросов нет. Если вам не трудно, скажите ваш номер, чтобы я мог позвонить. Вдруг какие-то вопросы возникнут.

Исмаилов продиктовал. Подполковник повторил и козырнул.

– Я поеду.

– Я провожу вас…

Устюжанин во время разговора верхнюю одежду на снимал. В кабинете не жарко было. Желая проводить гостя, полковник Исмаилов снял с вешалки бушлат.

– Да кто же это так постарался… – гневно проворчал он, разглядывая свою одежду. – Сам я вроде бы трезвый был. Не дошел до такого, чтобы…

– Что случилось? – спросил Виталий Владиславович.

– Пуговица… «С мясом» вырвана. Что за вещи такие странные происходят у нас в управлении? Не понимаю…

Пуговица, вторая сверху, была вырвана вместе с клочком ткани, и из разрыва высовывался синтепон.

Полковник посмотрел себе под ноги, словно там искал пуговицу. Но найти ничего не смог.

– Ладно. Разберусь. Из дома выезжал, точно помню, все было в порядке. А из кабинета я сегодня выходил, дверь на ключ закрывал. Да и выходил я только к инспекторам, за стеной… И еще вниз один раз спускался. Но тоже дверь закрывал. Ключ у меня всегда в кармане. Ладно, разберусь… Просто я беспорядок не люблю, даже в одежде. А сейчас у нас здесь кругом беспорядок. Уборщица после нападения работать отказалась. И шесть бойцов пожарной дружины сразу написали заявления об уходе. И уже на работу не вышли. Говорят, что жить хотят, а у всех семьи. Я спрашивал, не звонили ли им, не грозили ли? Непонятно мне их решение. После драки… Невнятно отвечают. Похоже, кто-то хочет лишить нашу «пожарку» личного состава. Обученного личного состава. Иначе с чего им увольняться, когда в поселке работы нет. Ладно. Вас провожу, коньяк допью и прикажу порядок везде навести, начиная с моего кабинета.

Исмаилов сердито пнул лежащий поперек кабинета несгораемый шкаф, отозвавшийся металлическим долгим гулом, и первым направился к двери. Причем так решительно, будто бы собрался жестко и с оргвыводами проинспектировать состояние всего управления пожарной охраны.

Оба спустились по лестнице на первый этаж. В гараже уже стоял только один «уазик» – красного цвета и с пожарной символикой. Второй уехал. Виталий Владиславович, умышленно не заостряя внимания на машине, подошел к металлической двери, ведущей во внутреннее помещение. Выбоины от пуль на листовом толстом железе виднелись отчетливые, и он потрогал их пальцем. Автомат калибра 7,62 миллиметра пробил бы эту дверь. Здесь стреляли из «АК-74». Пули калибра 5,45 миллиметра с металлом не справлялись. Металл двери был толстым. Однако непонятно, что помешало бандитам сделать один-единственный выстрел из гранатомета кумулятивной гранатой. Тем более гранатометы у них имелись. Но задавать об этом вопрос Исмаилову Устюжанин не стал. Да и что мог полковник ответить? Только то, что в дверь в его присутствии никто не стрелял. Это было и без того ясно. Вроде бы ясно…

– А ваша машина…

– Водитель просил отпустить его до вечера. Машина старая, постоянного ухода требует. А у его родственника своя автомастерская. Что-то там подделает и за мной приедет, чтобы домой отвезти. Не все же сейчас на иномарках ездят. У меня сын вот купил себе какую-то корейскую, говорит, под капот забирается, только чтобы уровень масла проверить. Больше там делать нечего. А «уазик» есть «уазик», и от этого никуда не деться. Вчера вот тоже… Ночью… Когда сюда ехать требовалось… Вечером с машиной все в порядке было, постояла лишь немного на ночном морозе… Не завелась сразу… Хотя это тоже странно. Вообще в последнее время я здесь со странностями часто встречаюсь. Хоть список составляй и классифицируй.

– А что, – предложил Устюжанин, – может, и вправду попробуете? Составьте список. В двух экземплярах. Один, если можно, мне представьте. Странности только тогда странностями кажутся, когда их объяснить нельзя. И про пуговицу не забудьте. В подобных вещах мелочей не бывает. Самая незаметная мелочь может оказаться главенствующим фактом, через который можно разгадать многие загадки. Не поленитесь, товарищ полковник.

Устюжанин протянул на прощание руку.

– Сделаю, – пообещал Исмаилов и пожал руку.

Офицеры разошлись. Полковник прошел за металлическую дверь, откуда раздавались голоса. Но разговаривали на дагестанском языке, и о чем разговаривали, Устюжанин понять не мог. Он сам вышел за входную дверь, открывая ее осторожно, чтобы не развалить до конца. Дошел до угла с желанием с силой пнуть по колесу закрепленного за ним «уазика», но Ахунд Гафурович был уже рядом с машиной и копался под передним пассажирским сиденьем.

– Ты уже вернулся?

– Так, товарищ подполковник. Только странное что-то здесь происходит. Я же на ваших глазах сигнализацию включал?

– И здесь странности. Ну-ну… Да. Помню, включал. Орет, как мартовский кот.

– Прихожу, а сигнализация отключена. Вот, инструменты проверял. Вроде бы все на месте, ничего не стащили. А машина открыта. Уж точно у вас, у русских, говорят, беда не приходит одна… Теперь сигнализацию, наверное, придется ремонтировать. Или совсем уж снять…

– Это беда… Вторая… А первая? Откуда свалилась и на чью голову? – спросил Виталий Владиславович.

– Приятель мой, из полиции. Я говорил про него… Вчера похоронили. Погиб в бою с бандитами. Сгорел в машине. Из гранатомета их жахнули.

– И уже похоронили? Что так поторопились?

– Это у вас на третий день хоронят. У мусульман положено хоронить в день смерти.

– Прими соболезнования.

– Да что там. Вину чувствую. Мы во время последней встречи слегка поругались. Я не прав был. Но все тянул, все никак ноги до встречи не доводили, хотя, кажется, много раз намеревался. А теперь и не с кем больше встретиться…