Самцы с “горшками” часами лежали на пляжах, подняв носы, так что наросты было видно за километр. Как и некоторые другие исследователи, я подумал, что эта поза – сигнал, привлекающий самок и предупреждающий других самцов, что территория занята.

У других крокодиловых нет таких наростов, и самцы внешне неотличимы от самок, разве что вырастают крупнее. Поэтому они не лежат подолгу, задрав нос, но во время “пения” поднимают хвост и голову, вероятно, чтобы продемонстрировать окружающим свой размер – это еще один “честный сигнал”. Отличить самцов от самок в этот момент легко, потому что только самцы дополняют “песни” инфразвуком. Те из слушателей, кто находится в воде, слышат или чувствуют вибрацию, а те, кто смотрит с берега, видят “танцующую” воду на спине у самцов.

Мне было особенно интересно обнаружить, что “язык” гавиалов отличается от “языков” всех прочих крокодиловых. Гавиалы умеют подолгу монотонно жужжать, словно маленький электрический вентилятор. Самцы также издают поразительно громкие звуки, похожие на хлопок открываемой бутылки с шампанским, щелкая челюстями на поверхности воды. Мне ни разу не удалось увидеть, как они это делают. Челюсти у них слишком узкие, чтобы хлопание ими по воде получилось громким. Но у гавиалов есть огромные костяные “пузыри” по бокам черепа, возможно, каким-то образом усиливающие звук, хотя это только предположение. Единственные, кроме гавиалов, животные с такими “пузырями” – похожие на тушканчиков кенгуровые крысы, обитающие в североамериканских пустынях. Им “пузыри” позволяют лучше слышать низкочастотные звуки, например шорох лисьих шагов.

Я был уверен, что загадочные “хлопки” гавиалов выполняют ту же функцию, что и шлепки головой по воде у других крокодиловых: они далеко разносятся под водой, и по ним легко понять, с какой стороны приходит звук. Возможно, они также содержат какую-то информацию о величине и силе автора “песни”. Как и следовало ожидать, гавиалы, будучи видом-“специалистом”, обитающим только в больших реках, больше полагаются на распространение своих “песен” во воде, чем по воздуху: “хлопки” слышны намного дальше, чем жужжание.

Ветвь “эволюционного дерева” крокодиловых, ведущая к гавиалам, обособилась очень давно, около восьмидесяти миллионов лет назад. “Язык” сигналов, которыми они пользуются, тоже непохож на другие. Мне пришло в голову, что можно попробовать узнать, насколько родственны друг другу те или другие виды крокодиловых, сравнивая их “языки”. Область языкознания, занимающаяся восстановлением истории языков методом построения их “дерева эволюции”, называется сравнительной лингвистикой.

Теперь я мог начать разрабатывать “сравнительную лингвистику” крокодиловых, чего раньше никто не пытался сделать.

Крокодилы и аллигаторы неплохо понимают друг друга. За несколькими исключениями их позы, шипение, рычание и шлепки головой имеют одинаковое значение. Их ветви разделились примерно семьдесят миллионов лет назад (всего за пять миллионов лет до вымирания динозавров), но “языки” по-прежнему очень похожи. Человеческие языки меняются несравнимо быстрее: люди обычно перестают понимать друг друга примерно через 500–700 лет после того, как язык, на котором говорили их предки, разделяется на два диалекта, позже становящихся разными языками. Чем так хороши “языки” крокодиловых, что могут оставаться неизменными столь долгое время?

Изучая болотных крокодилов и гавиалов Катерниагата, я чувствовал себя попавшим в настоящий парк юрского периода. Меня окружали огромные, могучие монстры, которые вели себя и общались между собой примерно так же, как во времена динозавров. Однажды вечером, наблюдая за ними с дерева, я вдруг увидел, как прямо подо мной прошел на водопой здоровенный индийский носорог, один из двух, оставшихся в заповеднике после десятилетий браконьерства. Он, конечно, был млекопитающим, и не особенно древним (первые носороги появились на Земле всего каких-то сорок миллионов лет назад). Но он тоже выглядел как один из реликтов эры рептилий.

Когда брачный сезон почти закончился, я сложил палатку, вышел к железнодорожной станции и мгновенно вернулся в наше время, в эру безудержного заполонения всей поверхности планеты одним-единственным видом. Нигде в мире это заполонение не бросается в глаза так сильно, как в Индии.

Курение – одна из основных причин статистики.

Лайза Минелли

Миссисипский аллигатор переходит дорогу

Было начало апреля. Оставалось две недели до начала брачного сезона у аллигаторов в Эверглейдс и два месяца до его окончания у тех из них, кто живет дальше всех к северу, где весна и лето наступают позже. Надо было тщательно спланировать исследования, чтобы как можно эффективнее использовать имеющееся время. От преподавания удалось временно избавиться, договорившись с приятелем: я вел свои и его занятия первую половину семестра, а он – вторую.

Мне уже было известно место, где можно было понаблюдать за аллигаторами, живущими в маленьких лесных прудах: заповедник Факахатчи, самый большой тропический лес в США (не считая Гавайев и прочих островов). По южно-флоридским масштабам это бескрайние джунгли, хотя по просеке заповедник можно пройти насквозь за день.

Теперь мне надо было найти, где бы понаблюдать за аллигаторами, живущими в большой реке, озере или канале, по возможности как можно дальше к северу, чтобы сезон у них продолжался подольше. Миссисипский аллигатор доходит на север почти до Вирджинии, но у северной границы распространения он очень редко встречается, так что получить большую выборку было бы сложно. Я съездил на разведку вдоль атлантического побережья и нашел отличное место: дельту реки Саванна на границе Джорджии и Южной Каролины.

Прежде чем начинать планомерные наблюдения, надо было найти ответ на один вопрос. Моя теория могла быть верна, только если аллигаторы умеют определять, с какой стороны приходит звук, не только в воздухе, но и под водой (иначе шлепки головой не могут служить сигналами местонахождения, распространяющимися по воде.) Это не такая уж заурядная способность. Скорость звука в воде в четыре с половиной раза выше, чем в воздухе, и во столько же раз меньше разница во времени между приходом звуковой волны к левому и правому уху. Люди, например, почти не способны определять под водой, откуда пришел звук.

Аллигаторов привлекают громкие шлепки по поверхности воды (не только потому, что их могут производить другие аллигаторы, но и потому, что всплеск может означать упавшую в воду потенциальную добычу). Я мог воспользоваться этой их склонностью, чтобы посмотреть, будут ли они подплывать к источнику подводных шлепков. Разумеется, для чистоты эксперимента я должен был полностью исключить надводную составляющую звука. Но как произвести шлепок по поверхности воды под водой? Это вроде известного буддистского коэна: “Каков звук хлопка одной ладонью?”