Главврач вздохнул:

— Не знаю, пристав. Это не по моей части.

Тедди снова взял с койки листок.

— Это шаблон. Руководство по расшифровке будущих кодов. Готов поставить свою месячную зарплату.

— И что из этого следует?

— Что это не побег, доктор. Она не случайно привела нас сюда. Я думаю, нас ждут новые шифровки.

— Но не в этой палате, — сказал Коули.

— Нет. Возможно, в этом здании. Или где-то на острове.

Коули втянул ноздрями воздух, держась одной рукой за подоконник, этакий полутруп, и у Тедди невольно закрался вопрос, чем он всю ночь занимался.

— Она привела сюда вас? — спросил Коули. — С какой целью?

— Это вы мне скажите.

Коули так долго стоял с закрытыми глазами, что Тедди уже подумал, не уснул ли он стоя.

Наконец он их открыл и обвел взглядом обоих приставов.

— У меня плотный рабочий график. Планерка, обсуждение бюджета с наблюдательным советом, принятие экстренных мер на случай, если мы окажемся в эпицентре урагана. Должен вас обрадовать: вас ждет встреча с пациентами, которые были на групповой терапии вместе с Рейчел Соландо в день ее исчезновения. Вы сможете поговорить с каждым из них через пятнадцать минут. Господа, я рад, что вы здесь. Правда. Не знаю, как это выглядит со стороны, но я делаю все от меня зависящее.

— Тогда отдайте мне персональное досье доктора Шина.

— Этого я сделать не могу. При всем желании. — Он прислонился затылком к стене. — Пристав, мой человек на коммутаторе все время пытается с ним связаться. Но ни с кем нет связи. Насколько мы можем понять, все Восточное побережье находится под водой. Терпение, господа. Это все, о чем я вас прошу. Мы найдем Рейчел или выясним, что с ней случилось.

Он поглядел на часы.

— Я опаздываю. Еще что-то срочное, или это может подождать?

Они стояли под навесом у входа в больницу, ничего не видя перед собой из-за стены дождя.

— Думаешь, он в курсе, что значит 67? — спросил Чак.

— Ага.

— Думаешь, он разгадал шифр еще до тебя?

— Я думаю, что он работал в УСС. Я думаю, у него там есть парочка знакомых спецов.

Чак утерся ладонью и стряхнул капли на асфальт.

— Сколько у них тут больных?

— Не так уж много.

— Да.

— Два десятка женщин, три десятка мужчин, что-то в этом роде.

— Немного.

— Нет.

— До шестидесяти семи точно не дотягивает.

Тедди посмотрел на Чака.

— Но… — сказал он.

— Вот именно. Но.

И оба устремили взгляды мимо силуэта дерева вдаль, на макушку форта, словно унесенную еще дальше шквалистым ветром, сделавшуюся расплывчатой, почти неразличимой, как рисунок углем в задымленной комнате.

Тедди вспомнил, что сказала ему Долорес в сновидении — «посчитай койки».

— Сколько у них всего коек, как думаешь?

— Не знаю, — сказал Чак. — Надо будет спросить у любезного доктора.

— Да уж, прямо-таки рассыпается в любезностях.

— Послушай, босс.

— Что?

— Тебе когда-нибудь приходилось видеть столько бесхозной государственной недвижимости?

— То есть?

— В двух корпусах — пятьдесят больных. Сколько, по-твоему, там можно было бы разместить? Еще пару сотен?

— Минимум.

— А соотношение персонала к пациентам? Два к одному в пользу персонала. Ты когда-нибудь такое видел?

— Ответ будет отрицательным.

Они смотрели на пузырящуюся гладь, под которой исчезла земля.

— Что это за жопа, в которой мы с тобой оказались?

Беседы с больными проходили в кафетерии. Приставы сидели за столом; в отдалении, так что их можно было окликнуть, сидели два санитара, а Трей Вашингтон приводил поодиночке пациентов и уводил после беседы.

Первым оказался небритый, беспрерывно моргающий тип с нервным тиком. Он втянул голову в плечи, как краб-мечехвост, и почесывался, избегая встречаться с приставами глазами.

Тедди взглянул на верхнюю страницу предоставленного главврачом файла; это не было личное дело больного, скорее некие общие характеристики, которые Коули набросал по памяти. Парня, проходившего первым, звали Кен Кейдж, и попал он сюда после того, как набросился в проходе магазина на незнакомого человека и начал избивать свою жертву банкой с зеленым горошком, при этом тихо приговаривая: «Не читай мою почту».

— Ну что, Кен, — начал Чак, — как вы поживаете?

— Ноги зябнут. У меня зябнут ноги.

— Сочувствую.

— Больно ходить, да. — Кен поскреб края струпа на руке, сначала осторожно, словно нащупывая подходы.

— Позавчера вечером вы были на групповой терапии?

— Ноги зябнут, и больно ходить.

— Дать носки? — предложил Тедди, заметив, как ухмыльнулись два санитара.

— Да, я хочу носки, я хочу носки, я хочу носки, — бормотал он, опустив голову и слегка подпрыгивая.

— Сейчас получите, но сначала мы должны уточнить, были ли вы…

— Сильно зябнут. Ноги. Зябнут, и больно ходить.

Тедди глянул на Чака, а тот в это время улыбался откровенно хихикавшим санитарам.

— Кен, — сказал Чак. — Посмотрите на меня.

Но Кен продолжал смотреть в пол, еще больше подпрыгивая. Он расковырял ногтем струп, и волоски на руке окрасила кровь.

— Кен?

— Не могу ходить. Никак, никак. Зябнут, зябнут, зябнут.

— Кен, ну же, посмотрите на меня.

Кен положил кулаки на стол. Тут же поднялись оба санитара.

— Не должны болеть, — бормотал Кен. — Не должны. Они это нарочно. Они напускают в палату холод. И в коленные чашечки.

Санитары приблизились к их столу и через голову больного воззрились на Чака. Белый парень сказал:

— Ребята, вы закончили или хотите еще послушать про его ноги?

— Ноги зябнут.

У чернокожего санитара поднялась одна бровь.

— Все нормально, Кенни. Мы отведем тебя в душ, там ты быстро согреешься.

Белый парень вставил:

— Я здесь уже пять лет. Одна и та же пластинка.

— Пять лет? — спросил Тедди.

— Больно ходить.

— Пять лет, — подтвердил санитар.

— Больно ходить, они напускают холод в ноги…