Щелк. Би-и-п.

– Пипи, это ты? Але-о! Пили, чего молчишь?

О боже! Только этого не хватало! Хорошо, что не стала сразу брать трубку.

– Слушай, я не люблю говорить с железкой. Хочешь меня записать – обратись к моему агенту. Хахааа! Короче, Пипи, я сегодня выступаю, у меня концерт. Такой ночной клуб в Беллтауне, называется «Женский луч». Крутое место, просто улет! Прикинь, у них бармен – робот типа Энди Уорхолл. Железный робот, прикинь, а внутри – кусочки настоящего Энди Уорхолла. С виду как живой, отвечаю! А на самом деле андроид голимый. Я, короче, играю соло, один. Без ансамбля, ха-а! Барабаны и поэзия. Прочту парочку маминых стихов. Помнишь? «Любовь – это носовой платочек, / Куда Эрос сморкает соплюки, пропахшие вечностью, / Когда ангелы плачут хлоркой на рассвете…» Турум-дурум и все такое. Короче, забегай, послушаешь папочку. Два концерта, сегодня и завтра, клуб «Женский луч», о'кей? На входе будет еще один робот, типа Марсель Дюшан. Суровый парень! Но тебя он пропустит, если скажешь, что ты от Сальвадора Дали. Ну давай. Чао!»

Когда телефон звонит опять, это действительно Белфорд. Слушая его обильные извинения – ах, прости, ах, оторвал от работы, – вы не в силах сдержать смех. Смешно, во-первых, оттого, что о работе не может быть и речи: после звонка отца сосредоточиться на графиках практически невозможно. А во-вторых – вот был бы номер, если бы вы заявились в клуб «Женский луч» вместе с Белфордом Данном! Белфорд даже не знает, кто такой Сальвадор Дали. Что в общем-то совершенно нормально. Плавленые часы Сальвадора Дали на хлеб не намажешь. Так или иначе Андрэ все еще в бегах, и Белфорд решил, что ваши подозрения обоснованны, а именно: обезьяну похитил прежний владелец или его сообщники. По своей воле животное ни за что бы не покинуло теплый вольер; его сильный, преданный, любвеобильный характер этого бы просто не позволил. Белфорд пытался связаться с французским консулом в Сан-Франциско, чтобы выяснить, пребывает ли до сих пор Конго ван ден Босс в заточении, но посольство закрыто по причине пасхальных праздников. Поэтому любимый недолго думая купил билет на вечерний рейс до Сан-Франциско, где он намерен подкараулить консула и выпросить у него информацию и помощь. Дело как-никак международного масштаба.

– Я бы с радостью взял тебя с собой, зайчишка, – на выходных в парке состоится грандиозная пасхальная служба. Но придется тебе остаться, поискать Андрэ. На всякий случай, понимаешь!

Вашей улыбки хватило бы, чтобы подсластить все лимоны на центральном рынке. Это лучшая новость с тех пор, как федеральная резервная система понизила процентные ставки. Какое счастье: Белфорд на выходные уедет из города, не будет путаться под ногами! Можно без помех заняться стабилизацией карьеры, определить внешние и внутренние факторы, которые ее расшатывают. Более того, в отсутствие Бел форда можно спокойно обдумать его роль в вашем будущем. Нежный медовый месяц с мистером Данном, как ни тоскливо признать, – это единственный реальный способ решить все проблемы.

Но что, если Белфорд, связав себя узами брака, обнаружит, что проблемы его избранницы… как бы это сказать… несколько сложнее, чем проблемы рядового брокера, попавшего в биржевой водоворот? Софиты ваших тревог высвечивают разыгравшуюся на подмостках воображения сцену: обеспокоенный муженек возвращается домой после тяжелого трудового дня – проведенного, будем надеяться, в риэлтерской конторе, а не в обшарпанном кабинетике в департаменте социальных услуг – и утешает любимую жену. «Гвендолин, – говорит он сурово, – каждому ребенку известно, что брокеры продают акции и прочие финансовые инструменты, руководствуясь указаниями своей фирмы. Известно также, что доверчивым клиентам продают в первую очередь акции, на которых брокеры могут сделать наиболее высокие комиссионные, например, акции паевых фондов. Не секрет, что брокеры, как ни печально, при каждой сделке преследуют собственные интересы. Ничего не поделаешь, таковы особенности профессии. Но, Гвен, мистер Познер мне сообщил, что ты используешь неэтичные методы для привлечения новых клиентов. Мистер Познер с самого начала опасался такого развития событий. Он нанял тебя вовсе не за ученую степень, не за странный голос и не за красивые глаза. Он нанял тебя потому, что однажды в торговом центре «Нордсторм» ты продала его дочери три пары лыжных штанов, когда ей нужна была только одна. Познера восхитила и в то же время испугала твоя одержимость деньгами. И его худшие опасения оправдались. Ты день и ночь впаривала людям акции, побуждала их покупать и продавать, не объясняя возможных последствий. Ты составляла клиентам портфели с чудовищной небрежностью, набивая их невыгодными бумагами в неподходящем количестве, в неудачное время, с неутешительными перспективами. И сейчас, когда рынок обрушился, ты трусливо бежала с места трагедии!»

Чем вы можете на это ответить? Только приступом эритрофобии. И естественно, боязнь покраснеть приводит к тому, что вы краснеете, как помидор. Однако в пигменте, наполнившем ваши щеки, отсутствуют составляющие стыда и вины, а есть лишь чистое негодование. При других условиях вы бы и вели себя по-другому! Вы просто пали жертвой обстоятельств, были обмануты историческим процессом. Что же оставалось делать, покориться духу времени? Стать винтиком? Катиться, куда пинает судьба?

В контексте фантазии муженек прощает вас. Уж чего-чего, а милосердия Белфорду Данну не занимать. Но разумеется, вы должны заслужить прощение. «Опустись на колени!» – приказывает Белфорд. Нет, он не требует минета; вам предстоит нечто гораздо более безвкусное и унизительное. «Я хочу, чтобы ты помолилась Господу нашему Иисусу Христу, Гвендолин. А мы с Андрэ помолимся вместе с тобой». И вот вы покорно становитесь на колени – в компании с блохастой макакой и квадратно-головым увальнем в дешевом костюме – и совершаете тройной обряд исповеди, раскаяния и клятвы. Наконец-то вы свободны, прошлое забыто, началась новая жизнь, гип-гип-ура!

К концу пьесы вы чувствуете себя весьма неплохо. Наверное, это лучшая минута за последние сорок восемь часов. Тихонько напевая «Лэйзи ривер», вы натягиваете джинсы, закрываете окно, из которого тянет прохладой, складываете «Уолл-стрит джорнэл», заменяете ледяной чай бокалом шардонэ, смотрите на часы – до прихода Кью-Джо осталось полчаса – и включаете телевизор, надеясь на добрые вести. Кто знает: президент может принять экстренные меры, его администрация может в кои-то веки проявить смелость, – и тогда роза под названием «свадьба с Белфордом» перестанет портить картину будущего своими шипами.

Увы: лицо, заполнившее сияющий стеклянный прямоугольник, не принадлежит ни президенту, ни кому-либо из его экономических советников. Оно принадлежит доктору Ямагучи.

– Доктор! Доктор! – вопрошает репортер. – Вы только что прибыли из никому не известной клиники на северной оконечности Хоккайдо, и вот наш мэр вручил вам ключи от города, губернатор устраивает в вашу честь банкет, народ на улицах скандирует ваше имя, ваши фотографии не сходят с первых страниц ведущих мировых газет… Как вы себя чувствуете, доктор? Что можете сказать по поводу такого внимания к вашей персоне?