Пощечина — предел моего терпения.

— Я не буду с вами разговаривать! — тут же выплевываю я им в лицо и быстро захлопываю дверь своей спальни прямо перед их носами. — Ебала я ваш семейный совет, ясно?! Идите к черту!

— Открой дверь!

— Открой немедленно!

Они принимаются ломиться, а я просто затыкаю уши наушниками и ложусь на кровать, с головой накрываясь одеялом. Непрошенные слезы льются из глаз и заливают все лицо и простыни, но я не могу остановиться. Не думала, что мои отношения с родителями пробьют очередное дно…

В конце концов, я просто засыпаю в собственных слезах и соплях, а просыпаюсь уже явно после полуночи. Медленно и нехотя стягиваю с себя теплое одеяло, вытаскиваю из ушей давно замолкшие наушники…

Вокруг тишина. Родители наверное, уже спят.

Я неторопливо сажусь в постели, спускаю ноги на пол и осторожно, чтобы не скрипеть половицами, подхожу к двери спальни. Берусь за ручку, поворачиваю… Заперто. Неудивительно, блин! Шлюхам ведь не требуются ни еда, ни душ, ни туалет… Так, видимо, рассуждают мои родители.

Зато на полу, прямо у моих ног, лежит сложенный в несколько раз и, очевидно, просунутый в щель между дверью и полом, листок бумаги. Я наклоняюсь, поднимая и разворачивая его.

Это записка от отца и матери.

Поговорить лицом к лицу не удалось — и они решили прибегнуть к такому варианту.

Мда, чертовски умно.

Полноценный свет я решаю не включать, обхожусь фонариком мобильного телефона. Быстро читаю, не в силах удержаться от горькой усмешки на перекошенных обидой губах.

«Завтра утром мы отвезем тебя в школу. Выясним у классной руководительницы расписание уроков и будем каждый день забирать тебя после занятий. Теперь ты под домашним арестом. Утром отдашь мобильный телефон. Бассейн отменяется, мы позвоним Олегу Борисовичу. Никаких прогулок, друзей, развлечений. Вечером мы идем к гинекологу, нужно убедиться, что ты здорова. Попробуешь снова запереться или сбежать — мы найдем дополнительные рычаги давления».

Дополнительные рычаги давления?

Это какие же, интересно?

Пиздец.

Я качаю головой, потом рву записку на мелкие кусочки и подбрасываю в воздух, с удовольствием наблюдая, как обрывки бумаги кружатся в ночи. Пусть мать и отец найдут свое послание на полу, когда утром все-таки ворвутся (не знаю, может, дверь выломают?) в пустую спальню. Ну а я тут оставаться больше не намерена, тем более что времени уже второй час ночи. Олег обещал заехать за мной в два. Значит, надо спешить.

Все так же, при свете телефонного фонарика, страдая от голода, жажды и становящегося все более нестерпимым желания сходить в туалет (если честно, я уже подумываю нассать на пол перед тем, как выходить в окно — в прямом смысле этого слова, ага, — родители наверняка оценят такой жест, особенно если поскользнутся на мокром паркете), я вытаскиваю из шкафа все свои простыни и пододеяльники в надежде, что их хватит, чтобы спуститься с пятого этажа. Также достаю самые прочные нитки и иголку. Простыни и пододеяльники я сворачиваю в плотные жгуты, хорошенько связывая между собой, а сверху еще и сшивая нитками, чтобы уж точно не разошлось.

Минут через тридцать, оценивая свою работу, я все еще не уверена, что получилось достаточно надежно, но дороги назад у меня уже нет, тем более что на часах почти два ночи, а значит, скоро приедет Олег.

У меня остается всего два вопроса.

Первый: к чему привязать начало импровизированного каната?

Второй: что на себя надеть? На улице мокрая и холодная апрельская ночь, моя верхняя одежда и обувь — в прихожей, а я заперта в спальне.

Первый в связке пододеяльник я в итоге привязываю к батарее, снова прошивая узел нитками, а вот второй вопрос так и остается нерешенным: я открываю окно, а на мне — только свитшот, домашние леггинсы и носки, которые я с грехом пополам откопала в шкафу. Остается надеяться, что простуда меня минует… ну, или что Олег достаточно быстро сможет меня отогреть: включенной печкой в автомобиле, купленным на круглосуточной автозаправке паршивым кофе из автомата или чем-нибудь еще…

Когда автомобиль Олега останавливается под моим окном, я наконец открываю окно настежь и сбрасываю вниз связку постельного белья. Забавно это все, наверное, выглядит со стороны. Прямо сцена из романтического фильма! Вот только мне сейчас нихрена не смешно: мне очень страшно и очень холодно. Но отступать я не собираюсь, а потому решительно залезаю на подоконник, приноравливаясь и соображая, как лучше спускаться по этому импровизированному канату…

Только бы не оборвался, только бы не оборвался…

Когда я повисаю на простынях, первой лихорадочной мыслью в голове проносится что-то вроде: «а я никому окно ногами не выбью?!»

Но нет, это вряд ли.

Скорее сама свалюсь.

Впрочем, ткань не трещит, руки не режет, и я постепенно начинаю спускаться вниз. Олег, стоя подо мной на земле, хватается за край нижней простыни, выравнивая ее, и лезть становится еще легче.

В целом, у меня хорошая физическая подготовка, — это плюс. У меня сильные руки — это плюс. Я всегда на отлично выполняла школьный норматив с лазанием по канату. Добиралась до самого потолка. А тут задача гораздо проще, ведь нужно не подняться, а спуститься.

Я справляюсь за минуту или полторы. Внизу Олег просто подхватывает меня на руки и быстро несет в машину:

— Почему ты не оделась?! — возмущается он искренне, крепко прижимаяя меня к своему телу.

— Меня заперли, — объясняю я.

— Ужасно, — мужчина качает головой, потом оставляет меня в автомобиле, а сам возвращается к простыням, перерезая их перочинным ножом, чтобы было сложнее забраться наверх в мою комнату. Это довольно логично: не хотелось бы, чтобы мою спальню ограбили. Когда Олег возвращается, я просто говорю ему:

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — мужчина тянется чмокнуть меня в губы, и я с удовольствием отвечаю.

— Куда теперь? — спрашиваю я.

— Ко мне домой, — Олег подмигивает и жмет на газ.

— Очень хочу в