Его примеру последовали и остальные. Плавать дикари не умели, поскольку воды Реки считались опасными, а на мелководных озерах в глубине леса научиться передвигаться по воде и под водой было невозможно. Однако здоровые организмы воинов были способны надолго задержать воздух и расходовать его крайне экономно. Это могло хоть как-то помочь в неравной борьбе с подводным чудовищем, нападавшим коварно, исподтишка и избегавшим прямых столкновений.

По-прежнему держась одной рукой за бревно, соплеменники образовали полукруг. Тусклые лучи ночного светила плохо освещали пространство под водой. Приближающееся темное пятно внезапно исчезло, хитрое чудовище решило то ли отплыть и подождать, пока в легких жертв закончится воздух, то ли приготовиться к обходному маневру и напасть сзади. Старший из воинов жестом приказал двоим всплыть, а остальным образовать полный круг. Соплеменники четко выполнили указание, но это их не спасло. Оно напало стремительно и не со спины, а снизу.

Нор не сразу понял, что произошло. Его сосед справа вдруг задергал всеми конечностями и выронил топор, тут же устремившийся на дно. Из широко открывшегося рта стали выходить пузырьки воздуха вперемешку с расплывающимися в воде пятнами крови. Крепкий нагрудник из пластин панциря варфала треснул и стал разламываться, пробитый в нижней части тонкой, короткой палочкой с похожими на плавники рыбы наростами на конце. Пока Нор соображал, что же могло послужить причиной смерти товарища, а остальные воины поспешили ему на помощь, горло несчастного пронзил насквозь точно такой же штырь. Урвасы не ведали, что Оно умело стрелять шипами, не понимали, почему из шипа росли плавники, а спереди виднелся маленький наконечник, будто у крохотного копья. Но юноша сразу сообразил, что смерть пришла снизу, с темного-претемного дна.

Подав соратникам условный знак «Вижу противника», Нор перевернулся под водой головой вниз, отцепился от бревна и начал спуск. Плавать юноша не умел, однако набухшая кожа одежд, тяжелый панцирь, прикрывавший и грудь, и спину, и железный топор в руках необычайно способствовали быстрому погружению. Еще двое воинов последовали его примеру и устремились вниз, неумело подгребая ногами. Остальные двое перевалили через бревно тело погибшего товарища и изо всех сил погребли к левому берегу.

Отважного юношу и его сородичей не волновало, сумеют ли они всплыть. Они не рассчитывали выжить в схватке с чудовищем, их задача состояла лишь в том, чтобы выиграть время, немного задержать Его на дне, чтобы дать возможность другим достигнуть заветного левобережья. Единственное, что беспокоило юношу, так это начинающиеся спазмы в легких. Запас воздуха быстро истощался, и он мог не успеть вступить в бой с противником.

В кромешной темноте глубинных вод не было видно, как плывут навстречу смертоносные шипы, но Нор чувствовал их приближение, они рассекали воду совсем рядом, а один даже оторвал мочку правого уха. Юноша не ведал, юноша не знал, что продолжает сближаться с неминуемой смертью один. Оба его товарища уже были мертвы, сначала их тела стали медленно подниматься к поверхности, а затем, когда из пробитых в нескольких местах легких вышел остаток воздуха, камнем пошли на дно.

Встреча с властелином Реки произошла внезапно, как обычно и бывает, когда вокруг не видно ни зги. Погружающийся Нор налетел на что-то твердое, холодное, но не безжизненное. Еще до того как юноша успел сообразить, что он все-таки достиг цели, сильный удар обрушился на его спину и расколол пополам крепкий, пластинчатый панцирь. Возможно, при других обстоятельствах пронзившая лопатки боль и лишила бы его сил, но воздух в легких недавно закончился, кровь бешено пульсировала в висках, и наступило состояние необузданной ярости, называемое урвасами «жаром последней атаки». Левая рука задыхающегося бойца вцепилась мертвой хваткой во что-то твердое, возможно, одну из конечностей чудовища, а другая стала хаотично и быстро наносить удары топором по корпусу противника. Сквозь громкий стук крови, разрывающий на части виски, Нор еще слышал отвратительный скрежет металла и звук, напоминающий рев подраненного борочура. Последнее, что почувствовал Нор, перед тем как потерял сознание, было движение. Чудовище быстро плыло, чудовище тащило его за собой, не в силах разорвать крепкую хватку сведенных агонией пальцев, а может, и не захотев это делать…

* * *

К вечеру пошел «моросей», не ливень, не дождь, а такой мелкий, противненький дождичек, что льет и льет, медленно, но верно превращая дорожную грязь в чмокающую под ногами жижу, а траву на обочине в миниатюрные болотца, неопасные, но ужасно неприятные, в особенности если при ходьбе ступать по ним босыми ногами. Вода неустанно лилась с небес в течение долгих пяти часов. Моросящий дождь прекратился, лишь когда совсем стемнело, а раненый компаньон на спине Шака впервые подал признаки жизни: тихонько застонал и, не приходя в сознание, оросил ухо бродяги кровавой слюной.

Первый день совместного путешествия близился к концу, а вместе с ним наступил и последний этап нищенского многоборья, главным призом в котором были не деньги, не почести или слава, а всего-навсего жизнь, вещь, без сомнения ценная, но абсолютно неликвидная с точки зрения зарабатывания на пропитание.

Началось все с легкой разминки, с рытья ямы и заполнения ее водой, потом настал черед конкурса болтунов. Шаку удалось в нем победить и выболтать у спешивших проезжих пару кошельков монет. Третий вид состязаний – борьба с буйным пьяницей и деревенским моралистом в одном лице, чьим принципам противоречило созерцание стройного мужчины без штанов. Следующий этап – перепалка с властями и отстаивание своих сомнительных прав. Затем целый ряд тяжелых физических упражнений, объединенных одной-единственной целью – выжить в схватке с беснующейся толпой. После недолгой передышки, в ходе которой нужно было успеть перевязать собственные раны и извлечь вилку из бока напарника, пришел черед утомительного марафона по скользкой дороге, да еще с тем же самым напарником на спине. И вот уже в сумерках изрядно уставший и израненный участник состязания с трудом доковылял до финишной прямой, где и столкнулся с почти невыполнимой задачей: развести костер из сырых сучьев без помощи кремня или огнива.

Аккуратно усадив и прислонив спиной к дереву слегка постанывающего, но так и не открывшего глаз Семиуна, Шак отправился ломать сучья. Отсутствие под рукой топора или хотя бы ножа крайне осложнило задачу, но, в конце концов, бродяга и с ней доблестно справился. Охапка хвороста получилась довольно большой, однако сучья были сырыми и не смогли бы даже тлеть без тщательной предварительной обработки. Целый час в кромешной темноте на опушке леса, в котором угугукало и подвывало какое-то зверье, Шак сдирал кожу ладоней о кору, пытаясь трением подсушить сучья. Несмотря на все усилия и страдания, хворост лишь немножко подсох и все равно не смог бы сам по себе загореться. Зато за это время бродяга успел согреться сам, да и пропахшая потом подкладка камзола перестала быть липкой и мокрой. Разорвав в клочья довольно сухую материю, Шак завершил подготовку костра. Лоскуты подкладки, засунутые в промежутки между сучьями, должны были загореться, оставалось лишь малое, умудриться их поджечь.

Есть множество способов добывания огня в походных условиях, но из всех доступным сейчас было лишь одно – долгое, утомительное и чертовски болезненное для стертых в кровь ладоней трение палкой о палку. А костер был путникам необходим! И не только потому, что на лесной опушке было темно, холодно и страшно. Шак должен был еще раз осмотреть раны Семиуна, уж слишком долго парень не приходил в сознание. Хоть порезы на руках и груди и были неглубокими, а кровь уже давно запеклась и перестала сочиться, однако неизвестно, чем они были нанесены. Бывает так, что грязный столовый нож куда страшнее боевого топора; бывает так, что вроде бы незначительная царапина может привести к смерти, если ее своевременно не прижечь или не промыть.