Однако о том, что Лущенко с Аленой выехали именно в Эмираты, не знал никто – даже оставленный за старшего Сериканов. Сторонний человек мог предполагать, что они отправились в Подмосковье – тамошние поля для гольфа были ближе остальных. Хотя и впрямь перетрудившейся да еще и взвинченной увиденным в детдоме Алене вряд ли удалось бы там действительно отдохнуть.

Самые лучшие поля ждали их в Испании, в районе Марбельи, но там было не продохнуть от новичков. Лущенко уже сталкивался с этой проблемой, ибо желающих сыграть с мэром или его женой всегда было многовато, и порой доходило до прямого подкупа персонала и журналистов – только бы выследить пути их перемещения. Собственно, поэтому Лущенко и выбрал Дубаи. И… не спасся.

Нет, упрекнуть себя мэру было не в чем. Кто знал, что его персоной займется широко известный фотограф «Коммерсанта» Валерий Левадин, а информированность Левадина была поистине феноменальной. Он вполне мог бы работать и не фотографом, хотя это у него получалось выше всяких похвал, а индивидуальным информационно-аналитическим агентством. Крупная, ни с какой иной не сравнимая лысая голова Левадина, поросшая ярко-золотой щетиной, мелькала везде, где собирались городские VIP’ы, как их принято называть в среде журналистов, пиарщиков и халявщиков.

Отщелкав одну вечеринку, он перемещался на другую, с нее на третью и так до десяти вечеринок за вечер, ночь и раннее утро. Именно он в это утро и подсказал кремлевскому функционеру Станиславу Чиркову то, чего не знали ни служба федеральной безопасности, ни даже Роберт.

– Значит, в Дубаи… – хмыкнул Чирков, повесил трубку и занялся просмотром утренней корреспонденции.

Длинный неуютный кабинет в четвертом корпусе Кремля он занимал вот уже седьмой год. За это время в нем побывали все лидеры не только парламентских партий, но и тех, кто никогда не только не выигрывал, но даже не имел шанса победить. Что ж, не все догадывались, что реальность такого шанса как раз и зависит от этого симпатичного худощавого молодого человека. Именно он мог безошибочно разглядеть под серым невзрачным свитером большое будущее нового лидера правящей партии. И именно он определял, что под шикарной тройкой тонкого английского сукна кроется пустоцвет и успешный кандидат в Бутырку. Одиннадцать шагов от двери приемной до стола хозяина кабинета иногда стоили карьеры мэру или губернатору, а иногда превращались в стремительный карьерный взлет ничем не приметного провинциального активиста.

Чирков нажал кнопку селектора:

– Татьяна!

– Да, слушаю, Станислав Георгиевич, – отозвалась из приемной его бессменная помощница.

– Подготовь мне обзор прессы по Лущенко за последнюю неделю. Ну, и просмотри, конечно, в Интернете. Особенно «компрофакт.ру»,

– Поняла. Через час доложу.

Татьяна бессменно работала на него все семь лет кремлевского заточения.

И если она говорила «через час», это означало, что за пять минут до истечения срока на его столе будут лежать – в рассортированном и подшитом виде – все необходимые материалы, да еще и с цветными маркерными отметками.

Цвет имел немалое значение. Зная характер и пристрастия шефа, Татьяна всегда отмечала зеленым интересные, насыщенные полезной информацией места, желтым – скандальные и порочащие сведения, а красным – прямые обвинения. Утопающего в информации Чиркова такой светофор более чем устраивал, и если какой-либо аналитик взялся бы рассматривать помеченные таким образом и прочитанные материалы, то наверняка вывел бы нехитрую закономерность. Чем больше желтых абзацев содержал текст, тем выше возрастал интерес шефа к очередному заинтересовавшему его клиенту. А чем больше появлялось красных строк, тем быстрее заканчивалась карьера политика.

Понятно, что секрет действенности печатного слова заключался вовсе не в силе журналистского пера, а в постоянной политической борьбе, которую можно сравнить разве что с шахматным поединком длиной в избирательный срок. Временный арендатор неуютного кремлевского кабинета искренне считал себя гроссмейстером международной категории.

До встречи с гениальным Джоном Тейлором, помощником президента США, Чирков вообще не видел себе равных. Однако невзрачный (в отличие от красавчика Чиркова), коротконогий, лысый, полноватый америкашка, построивший карьеру вот уже третьего президента, заставил-таки себя уважать. Что ж, это было вполне заслуженно: доказать всему миру, что ни сексуальный харасмент, ни бездарная война, ни рост налогов не могут устоять против грамотных политтехнологий – это чего-то да стоит!

Пообщавшись с американским коллегой во время встреч лидеров двух стран, внимательно изучив имевшиеся в открытом доступе и специально подобранные службой безопасности материалы, Чирков честно сдался и признал за американским коллегой бесспорное лидерство. Он понимал, что никогда не станет Джоном Тейлором – хотя бы потому, что для этого надо родиться и вырасти в Америке, впитать в себя все передовые технологии и главное – поработать на реальных свободных выборах.

Чирков легко вздохнул, подошел к окну, из которого была видна внутренняя площадь Кремля, заглянул в жерло Царь-пушки, которая по какому-то странному стечению обстоятельств была направлена именно в его окно, и усмехнулся своим ассоциациям. Слава богу, у нас – не США, и, хотя выборы никто не отменял, главное не как голосуют, а как считают.

– А еще важнее, кто посчитает!

Пора было звонить Игорю Петровичу – прямо в Дубаи.

Лущенко всплеснул руками и двинулся на девятое поле. Алена вела счет, опережая его на три мяча. Ее удары были увереннее и точнее. Ей вообще легко далась наука гольфа, и теперь Алена лишь набирала практику, столь необходимую для гольфиста, стремящегося к высоким достижениям в этом модном виде спорта. Что ж, она стремилась быть лучшей во всем!

Если честно, во время игры Лущенко ею искренне любовался. Чтобы не мешать ей, он даже выключил мобильные телефоны и взял только прокатный телефон, полученный ночью в отеле, – для местной связи и экстренных звонков. И экстренность этого звонка была совершенно не очевидна.

– Игорь Петрович?

Лущенко удивился. Голос в трубке был до боли знакомым и до еще большей боли сух и самоуверен. Таким голосом вещает партийный босс, позвонив своему подчиненному коллеге по партии, чтобы изгнать из своих рядов без шума и рассчитать в двух словах. Таким тоном комиссар сообщает командиру армии о его разжаловании по политическим мотивам.

«Неужели Чирков? Точно!» Командиром назвать Станислава было сложно, но вот боссом его считали практически все политики, независимо от окраса и программ.

– Да. Слушаю вас.

– С наступающим праздником! Это Чирков.

– Спасибо! И вас от души с праздником, Станислав Георгиевич!