Когда музыка закончилась, будущие княжны остановились не сразу.

– А когда будет смотр? Когда мы покажем, на что способны? – спросила любительница ирландских танцев, мечтавшая похвастаться своими умениями.

– Вы уже показали. И меня все устроило, – ответила Ядвига, выключая музыку. – А теперь – домашнее задание. Каждой придумать характер для своей княжны. От этого и будем плясать. Ну, собственно, я все сказала. Теперь вы свободны.

– И я тоже? – не поверила Нина.

– Конечно, детка, конечно. Только распорядись, чтобы к нашей следующей встрече кто-нибудь сдвинул к стенкам все эти столы и стулья. Нам нужен простор.

Владимир как-то удивительно легко свыкся с мыслью, что отныне ему два раза в неделю придется посещать мебельный офис. На время репетиций он решил освободить себя от работы над пьесой «Мир пустой» – и ему сразу стало легче дышать. Несмотря на то что он не нашел подходящей исполнительницы на роль Хлестовой, что княжны мямлили и сюсюкали, а лакей Петрушка, если верить личному донесению Нины, был не слишком надежным и крепко поддающим дядькой, состав исполнителей утвердили, всех участников оповестили и назначили первую читку на вторник.

Опасаясь пробок, Владимир выехал из дома пораньше – и приехал на Верхнюю улицу за час до назначенного времени. Нина разговаривала по телефону и одновременно подписывала кому-то пропуск. Она улыбнулась режиссеру, кивнула на трубку, скорчила страшную физиономию – мол, звонит тут один противный Бармалей, не могу отвлечься на вас, простите – и выложила на стол ключ от комнаты для совещаний.

Владимир принял его с видом полководца, которому принесли ключи от покоренного города. Он шел по коридору, отвечал на приветствия встречных, смутно припоминая их лица. «Скажите, – спросил какой-то мужчина, – нового кастинга не планируется? А то я рассказал жене, она так хочет поучаствовать». «Это вам лучше спросить у начальства», – уклончиво ответил Владимир, мысленно вознося молитву небесам о том, чтобы одним спектаклем дело и ограничилось.

Наконец он дошел до комнаты совещаний. Чуть поодаль, прислонившись спиной к оранжевой стене, на корточках, согнувшись в три погибели и кое-как устроив на коленях крошечный нетбук, сидел Таир.

– Здравствуйте. Заходите, – сказал ему Владимир, открывая дверь. – За столом удобнее.

– Здравствуйте-здравствуйте. Спасибо, да.

Они вошли в помещение. Жалюзи на двух окнах, обращенных на солнечную сторону, были сдвинуты в сторону. За день комната основательно нагрелась. Внутри было душно и жарко. Чуть приоткрытая форточка никак не спасала ситуацию. Таир тут же начал распоряжаться, как у себя дома: закрыл форточку, плотно задвинул жалюзи, включил кондиционер и верхний свет. Загудели, разгораясь, лампы. Таир присел за стол, на который чуть раньше поставил свой нетбук, и сделал режиссеру знак присаживаться напротив.

– Уже скоро начинаем, да? – спросил он. – А я за временем не слежу совсем. Диплом пишу.

– Вы студент? – изумился Владимир. Собеседник выглядел не многим младше его.

– Я за всех студентов студент. Работа такая, дополнительная. Сейчас пишу по иранской филологии.

– Так вы филолог?

– Какой там! Вчера дописал о воспитании по методу Монтессори. А через неделю обещают заказать диссертацию, сам еще не понял какую. Если из области химии – откажусь, сколько бы ни заплатили. Даже с полной предоплатой не соглашусь. У меня с химией всегда были нелады.

– Как же можно писать диплом, ничего не понимая в предмете? Вам не стыдно?

– Кто не понимает? Я не понимаю? Я же сначала в библиотеку хожу, в Ленинку, готовлюсь. А, меня там все знают.

– Неужели это такое выгодное дело – писать дипломы? – уже с практическим интересом спросил Владимир. Достал блокнот, чтобы записать расценки. Ему представилось, как он проводит изыскания в области истории театра, совершает открытие, получает признание, выпускает трехтомник (в кожаном переплете), ну конечно, портрет его печатают на первых страницах газет, он дает интервью Первому каналу, становится медийным лицом и снимается в главных ролях в хороших вечных фильмах. А начнется все с дипломов… Но Таир безжалостно разрушил его мечты.

– Какое там выгодное! – горько воскликнул он. – Я и выгодное дело – несовместимые понятия. Чаю давай попьем, в горле пересохло. И вообще, тут нормальный чай. Не то что у нас, на складе. Кошачья моча, а не чай.

Таир выключил нетбук, закрыл его и положил во внутренний карман жилета. Потом подошел к шкафчику у стены, достал два чайных пакетика, два прозрачных пластиковых стакана и коробку с рафинадом.

– Тебе три куска или сколько? – спросил он.

– Мне один, – ответил Владимир и отметил с удивлением, что его не коробит столь быстрый переход на «ты».

Они пересели за столик Марии Антуанетты, отхлебнули по глотку. Помолчали.

– Ну вот, – сказал Таир, – я тебе сейчас расскажу, почему я в этот спектакль угодил.

Он сделал еще глоток, закатил глаза к потолку, как сказитель – Владимир мысленно поместил ему в руки восточный народный трехструнный инструмент, – глубоко вздохнул и начал рассказ.

Давным-давно, а когда точно – никто уже не помнит, дальний пращур Таира совершил какое-то нехорошее дело. Назовем его «финансовая махинация». За давностью лет все уже позабыли, что же это было: взял в долг и не вернул, утащил что-то у соседа или обманул простодушного. Точно известно: никого он не убивал, с ножом к горлу не подступал, чужих домов не поджигал, чужих жен не уводил. Просто увидел свою выгоду и воспользовался ситуацией. Даже, наверное, не особенно при этом задумался.

Он-то не задумался, а его потомки до сих пор расхлебывают последствия. В семье бедняги, потерпевшего от «финансовой махинации», жила то ли зловещая старуха, то ли мудрая дева, то ли слепой вещий старец, то ли чудесный ребенок. Назовем его «родственник жертвы, наделенный сверхъестественной силой». И вот этот родственник, узнав о случившемся, вознегодовал и проклял дальнего предка Таира страшным проклятием, которое уже нельзя было отменить. И тут же упал замертво, чем скрепил свои слова.

В переводе на русский язык проклятие звучало примерно так: «Чтоб тебе, и твоим сыновьям, и внукам, и их сыновьям, и их внукам, и их сыновьям, и их внукам – и так много-много раз, сколько точно, никто не догадался сосчитать, – так вот, чтоб им работать, не покладая рук, в поте лица, а зарабатывать совсем чуть-чуть, ровно столько, чтобы хватило не умереть с голоду!»

«И что ты думаешь? – это Таир у Владимира спросил. – Так все и случилось!»

Сколько бы ни работали его предки, денег у них не прибавлялось. Только к старости удавалось главе семейства кое-что скопить, жениться на какой-нибудь доброй бедной девушке, продолжить свой род – и умереть, оставив детям в наследство одни долги да семейное проклятие. Кому-то из прадедов Таирова отца удалось встретиться с мудрым старцем, который пошептал пошептал и чуть облегчил беду: с тех пор в роду Алиевых рождались в основном девочки, на которых проклятие не распространяется. Стало ли это облегчением – вопрос спорный. Девочки ведь вырастают, становятся девушками. Их надо выдавать замуж. А для этого нужно приданое. А над братьями висит семейное проклятие. А братьев мало.